Лилиана БотнарюкВоскресенье. Вечер. На Унгенском железнодорожном вокзале ни души. Двери здания заперты. Пустой перрон освещают лампы, установленные высоко на бетонных столбах. Издали слышно, как приближается пассажирский поезд «Бельцы-Унгень». Вагоны останавливаются, тормоза скрипят.
Высокий 66-летний здоровяк Георге Бутнару бодро выходит из вагона. На нем черная кепка, толстая куртка цвета хаки, синие брюки и обитые мехом ботинки. Несколько секунд задумчиво рассматривает горстку людей, сходящих с поезда. Затем идет вдоль железнодорожных путей к построенному еще в советское время двухэтажному зданию.
Ему вверено содержание 33,5 км рельсов Унгенской железнодорожной станции, которые тянутся от села Берешть до границы с Румынией. Его должность называется… «лом, кирка и лопата. Какие указания получим, такие и выполняем», – смеется он.
На работу добирается аж из села Скумпия Фэлештского района. До недавних пор проделывал эти 60 км на поезде. Просыпался в 5:30 и буквально у дома садился на поезд «Бельцы-Унгень». На работу приезжал в начале восьмого. Однако вот уже месяц, то есть с тех пор, как поменялся график следования поезда, на работу его привозит зять на машине. «Это очень сложно. Автобуса из нашего села до Унгень нет, ведь это уже другой район».
Вот почему, чтобы на следующий день быть на работе вовремя, приехал в Унгень с вечера. «Зять не может привезти. У него дела», – поясняет Георге. В ночь на 14 февраля ртутный столбик показывает -9 градусов по Цельсию. Эту ночь ему предстоит провести вместе со сторожем на кухне – небольшой комнатушке на первом этаже здания, лежа на узкой сколоченной из досок скамье, прислоненной к теплой печи. Перед сном слушает новости по радио, болтает со сторожем, а к 22.00 уже и задремал.
Просыпается примерно в 2:00 оцепеневшим. Выходит на улицу. Вытягивает руки, постукивает ногами, чтобы снять напряжение. Возвращается в помещение. Спит примерно до 6:00, когда опять просыпается оцепеневшим.
Наблюдает в окно за своими коллегами, которые приходят на работу из города либо из сел. Вместе с ним на содержании рельсов занято еще 22 рабочих. Никто из них не получил зарплату за ноябрь, декабрь и январь 2020 года, но все продолжают трудиться, надеясь, что деньги им выдадут, они вернут взятое взаймы и выплатят кредиты. Зарплату за октябрь прошлого года им выдали только неделю назад. Коллеги Георге шутили на этот счет: «Да мы уже и [PIN] коды банковской карточки забыли, раз нам столько месяцев не выдавали зарплату. Раза три вводили неверный код».
Все эти месяцы Георге жил за счет пенсии – 3000 леев. При этом надеялся: «Ну, быть может, сегодня выдадут. Если устроиться на другую работу, все равно придется ждать зарплату. Я сказал себе, что надо оставаться на одном месте. Не стоит менять шило на мыло».
Замечает, как через ворота проходит Константин Ника. Ему тоже не на чем добираться на работу. Ему не хватает денег, чтобы платить по 10 леев за проезд на «маршрутке», которая курсирует из его села Четирень до Унгень, поэтому в 6 утра, когда еще темным-темно, проходит по кладбищу, затем идет через лес и выходит к примэрии. Таким образом, он может сэкономить два лея.
«Если сажусь у примэрии, то плачу только 8 леев, а за пять дней экономлю 10 лей и так у меня накапливается на дорогу еще на один рабочий день. Хотя бы в один конец. Деньги одалживаю у матери. Ей 88 лет. Из своей пенсии она дает мне по 100 леев в неделю. И какового это для 56-летнего мужчины? Сверху никто не приезжает к нам, что-то спросить, поговорить с нами. Слава богу, у нас в погребе есть соленья. В обед в той комнате (на кухоньке – прим. ред.) стоят такие ароматы!», – оживленно повествует он.
Другой их товарищ по работе, рассказывает Георге, взял несколько дней за свой счет и временно устроился в «Kaufland». «А как ему кормить четверых детей, один из которых – грудничок, если зарплату не выдают?».
В просторной комнате такая же температура как на улице, после того, как им «отрезали газ из-за неуплаты». Здесь установлены старые шкафы с амбарными замками. В этой комнате рабочие переодеваются в форменную одежду: синие стеганые штаны, теплую куртку и светоотражающий жилет сверху. Вместо ботинок надевают сапоги, которые предприятие «Железная дорога» выдало им «примерно 3-4 года тому назад. Они [администрация – прим. ред.] давно уже должны были выдать другие».
***
Затем в 7:30 собираются на кухоньке, в которой переночевал Георге, обсудить план рабочего дня.
– Давайте, вначале отвезем крестовины! Пойдем и заберем краники. Внимание! – обращается к ним Галина Чорня. Эта низенькая и худенькая, но с взрывным характером женщина – один из трех старших рабочих.
Крестовину надо доставить с неработающей железнодорожной линии и установить вместо другой линии, поврежденной в начале 2021 года, когда на ней перевернулся локомотив. По радио крутят песню «Sanie cu zurgălăi» («Сани с бубенцами»). Георге опирается о еле теплую печь, поднимает руки, словно присоединяясь к невидимой хоре.
– Остается еще подмести стрелки! – продолжает другой старший рабочий Олег Боксан.
– В любом случае, работа есть. У нас на железной дороге не бывает так, чтобы не было работы, – смеется Георге.
– Они работу дают, но вот зарплату, – присоединяется к разговору Василе Черня. Это невысокий худой 62-летний мужчина. Недавно похоронил сына и потратил на это все сбережения, накопленные за 38 лет работы на «Железной дороге Молдовы». Зарплату не получает, поэтому теперь он весь в долгах как в шелках.
Галина дает Георге указания доставить со склада все инструменты, необходимые для рабочего дня. Мужчина выходит из кухни и заходит в старое помещение с протекающей крышей. Поднимает кувалду на левое плечо.
Другие восемь работников тащат два портальных крана, которые используются для перевозки грузов по рельсам. Остальные тащат ломы и ведро для болтов. Выходят через зеленые ворота, а в 8:15 они уже на железнодорожных путях.
***
– Вот, надо снимать крестовину. А как это будет по-молдавски? – спрашивает один из работников.
– Видишь, теперь мы молдаване, а с язык у нас какой? – парирует другой.
– Румынский! – уверено отвечает Олег Купец. Этот худощавый низенький мужчина – ярый унионист и сторонник нынешнего президента Майи Санду.
Один из его товарищей садится на колени на замерзшую землю. Берет ключ и откручивает по очереди гайки и болты с обеих сторон рельса. Один заело.
– Твою мать! Забыл, что нужен ключ на 30, – обращается Галина к Георге.
– Бери лом, – предлагает ему Олег – второй старший рабочий.
– Смотрите не поломайте, – повышает голос Галина.
– Удар! Давай! – кричит один из работников.
Георге наносит ломом один удар по заевшему болту.
– Давай, черт бы его побрал! – упорствует один из товарищей Георге.
Георге наносит второй удар, третий. Отскакивает металлическая пластина.
– Процесс пошел, – с облегчением вздыхают мужчины.
– Только на рельс не наступите, – предупреждает их Галина.
– Я с той стороны, – говорит Георге, – закрепляя большие тиски в центре крестовины.
При этом он крутит рукоятку портального крана. Вокруг звучат шутки-прибаутки.
– Тебя вечером покажут по румынским телеканалам! – смеется один из рабочих.
– А тебя по гагаузским, – улыбается другой.
– Пацаны, Румыния – наше спасение! – говорит Олег-унионист.
– Наше спасение в нас самих, а не…, – улыбаясь, парирует ему Георге.
– Хватит, давай иди подметать стрелки, – приказывает старший рабочий Олегу. – Ну же, ноги в руки!
– Да иду уже! – отвечает он. – 12 тыс. в месяц платят в Бухаресте! – не унимается Олег.
– И чего же ты не едешь туда? – спрашивает Константин – мужчина, который каждый день экономит по два лея на дорогу.
– И поеду! Вот подожду еще пару дней и в марте поеду. Только объединение с Румынией единственный нормальный путь, – продолжает он, отдаляясь от своих товарищей.
– Конечно же, а Майя не хочет объединиться? – подливает масла в огонь другой работник.
– Покажет тебе Майя! – молвит мужчина, который став на колени, пытается справиться с другой гайкой.
Полчаса у них ушло только на то, чтобы поднять с земли крестовину. Затем они привязали ее к клещам крана и отправились по рельсам. Останавливаются у каждой ветки, каждого куста или дерева. Георге ударяет кувалдой по стволу дерева, которое выросло на рельсах.
– Объединение с Румынией, бля! – взрывается он весь на нервах и вытирает нос.
***
Георге родился и вырос под свист локомотивов в селе Скумпия Фэлештского района, где проходит железная дорога. «Поезда мне уже вот так надоели!». Он бежал что есть мочи к железнодорожной станции на окраине села, когда свист локомотива и стук колес еще издалека оповещали о приближении состава. За минуту добегал к месту назначения. «От моего дома не более 50 метров».
Это было в те времена, когда «поезда проезжали каждые полчаса, а вагоны были битком набиты пассажирами» в жару, холод, дождь, а зачастую они даже стояли тесно словно селедка в банке. «Мы сидели как мыши». Еще в шесть лет, когда мать посылала его за хлебом, ему нравилось пробираться в сквозь толпу и глазеть в окно. Смотрел на людей, которые с трудом тащили сумки, набитые купленной на рынке едой, коробки с утятами или цыплятами, на поля и леса между Фэлешть и Унгень.
Затем лет в 17 заработал свои первые деньги – 20 рублей в неделю. Срывал сорняки между рельсами. Потом на следующие два года покинул рельсы – то служил в армии, то временно работал на стекольном заводе и на заводе холодильников, пока однажды не узнал, что работники Железной дороги получают в два раза больше, чем платили ему на этих предприятиях. «Примерно 180 рублей». Поэтому окончательно перевелся на Железную дорогу и следующие 46 лет провел среди рельсов и поездных составов.
Работать начал в Кишиневе и продолжил в Унгень. Днем или ночью, по праздникам и выходным разгружал вагоны со шпалами. «В то время шпалы возили целыми составами из России. Примерно семь вагонов и по 120 штук на команду».
Копал сухую, каменистую, влажную или подмерзшую землю и укладывал рельсы, высчитывая расстояние между ними. Укладывал рельсы на шпалы, скрепляя скобами и гайками. Выравнивал выбоины. «Если есть выбоина, поезд громыхает, скорость низкая». Заменял ржавые рельсы, вырывал сорняки, выросшие на железнодорожных путях, косил траву по обочине. Зимой, когда снег был выше колена, расчищал рельсы лопатой, затем, «валясь с ног от усталости, прятался в деревянном вагончике, где стояли длинная скамья и печка».
На первую зарплату, а это были 177 рублей, купил одежду, импортные чехословацкие сандалии, примерно 15 уток для матери и еще кое-что отложил.
Железная дорога раз в год выдавала ему путевку на отдых. Ему довелось увидеть азербайджанский город Баку, российские города Астрахань и Саратов. Именно работая на Железной дороге, выкурил свою первую сигарету. «После первой затяжки у меня закружилась голова. Казалось, что земля поднимается вместе со мной», – вспоминает он теперь, смеясь. Уверяет, что с тех пор уже не пытался отравлять свои легкие. Более того, старался и товарищей убедить бросить курить, особенно в те месяцы, когда им не выдавали зарплату.
Он выстоял в 90-е после развала Советского Союза, когда не получал зарплату по семь месяцев, а потом «выдавали крупу вместо денег». Зато когда граждане Молдовы страдали из-за веерных отключений, у его семьи электричество было бесперебойно, ведь дом Георге был подключен к электроэнергии, поступающей от Железной дороги.
На протяжении следующих 29 лет Георге продолжал трудиться и «ощущать перемены», когда у руководства ЖДМ сменились 11 директоров. «Я уже и не помню всех. Знаю, был некий Цуркану… Я их забыл».
Примерно в «нулевых» финансовое положение Георге стало приходить в норму. «Коммунисты погасили задолженности. Могли давать и по три зарплаты в месяц, но у Снегура и Лучинского не было откуда…», – глубоко вздыхает наш собеседник.
Затем в 2008-2009 годы из-за финансового кризиса, затронувшего страны региона, объем грузоперевозок, который был и остается единственным источником содержания предприятия, начал резко падать, что сказалось на доходах ЖДМ.
На протяжении следующих пяти лет доходы Железной дороги по-прежнему сокращались. Георге стал получать зарплату с опозданием в несколько недель, а затем и с опозданием в несколько месяцев. Его товарищи каждую неделю выходили на забастовки недовольные тем, что им не выдали зарплату.
В то же время Счетная палата выявляет все новые нарушения, в том числе выяснила и то, что в 2015-2016 годы труд членов Совета управляющих оплачивался ежемесячно в размере трех минимальных зарплат по стране (3,0 тыс. леев). «В этом смысле расходы составили в общей сложности 391,2 тыс. леев, принимая во внимание, что предприятие уже несколько лет подряд несет серьезные потери, которые отрицательно сказываются на его достижениях и на его эффективном развитии», – говорится в отчете об аудите.
В то же время говорится, что за проаудитированный период неэффективные расходы предприятия составили в общей сложности 1,1 млн. леев и пошли «на оплату труда председателей профкомов, освобожденных от служебных обязанностей по основному месту работы (в 7 филиалах). Хотя эти условия оговаривались обеими сторонами (предприятием и профкомом) в ходе переговоров, не учитывался тот факт, что ГП «ЖДМ» на протяжении многих лет несло потери в финансово-экономической деятельности».
В тот же период предприятию предстояло до 2020 года провести капитальный ремонт на половине протяженности железнодорожных путей, чтобы не ставить под угрозу пассажиров и грузовые составы, а также модернизировать локомотивы и обновить вагонный парк. Для этого требовались более 500 млн. евро. Всю эту сумму, судя по «Инвестиционному плану ЖДМ на 2014-2024 годы», предполагалось получить за счет международных займов. Вместе с тем, в следующие годы модернизацию железнодорожного сектора так и не довели до конца. Для ремонта железнодорожных путей инвестировали всего 55 млн. из запланированных 1,7 млрд., то есть всего 3%, и провели ремонт почти 2 тыс. вагонов из 900 намеченных, хотя, в соответствии с инвестиционным планом, для ремонта необходимо было использовать только новые запасные части.
В июле 2020 года впервые за все годы, минувшие после провозглашения независимости Республики Молдова, было приобретено шесть новых дизельных локомотивов из 12, которые планировалось закупить за счет зарубежных займов. Спустя несколько месяцев Георге и его товарищи перестали получать деньги за свой труд. И так продолжалось до середины февраля, когда им выдали только октябрьскую зарплату. По словам Георге, ему еще повезло, что он получает пенсию после 46 лет, отданных Железной дороге. Задолженности предприятия перед 6 800 работниками \составляли достигали почти 70 млн. леев в начале 2021 года. «Если не помрем от ковида, помрем с голода», – говорит Георге.
Администрация ЖДМ ответила, что виновата в невыплате зарплаты пандемия COVID-19, «которая привела к сокращению объема экспорта и транзита, но для оплаты труда работников ищут решения и ведутся переговоры с госучреждениями».
***
Железные колеса крана издают оглушающий шум, примерно как скрежет куска мела по доске. Рабочие толкают краник то левой, то правой рукой. Делают небольшие остановки у кустиков, растущих вдоль рельсов. Ударяют по ним кувалдой и быстро идут дальше. Часть товарищей идет следом за ними, неся на плечах ломы. Галина останавливается у собак, которые лежат на рельсах, вытянув морды и положив носы между лап. Белый пес подходит к ней, виляя хвостом. Улыбаясь, женщина треплет его по загривку и идет дальше.
После примерно 15 минут толкания железного крана восемь работников доходят до места, где в начале года произошла авария. Тогда локомотив перевернулся на рельсах.
– Держите так! Держите так! – говорит Георге и крутит одну из четырех рукоятей портального крана.
– Давай еще чуть-чуть! – требует его товарищ.
Другие трое мужчин при этом крутят рукояти. Цепи опускаются. Крестовина находится теперь на рельсах. Снимают клещи. Четыре мужчин вставляют ломы под кусок металла, и идут по кругу, поворачивая его на 180 градусов.
– Не толкай! – кричит один.
– Бля, не толкай! – орет другой.
Медленно устанавливают крестовину на рельсы.
– Ой, бля, – орет от боли мужчина, рука которого застряла под ломом. Товарищи быстро поднимают крестовину и освобождают руку мужчины.
Тяжело дышат и достают по пачке сигарет. Всю работу, которую они проделали с утра и на которую ушло более двух часов (транспортировка крестовины с одних железнодорожных путей на другие), можно было выполнить за десять минут с помощью сломавшейся дрезины, которая вот уже полгода находится в Кишиневе на ремонте.
– «Barbăroșie» – самые дешевые сигареты, – смеется один из рабочих, любуясь своей сигаретой. Глубоко затягивается и выдыхает облачко дыма.
– Дешевле чем эти нет! – подтверждает его товарищ. Это худой седовласый мужчина, который дымит как локомотив.
– Это самый тупой закон в Молдове, закон о курении, – вмешивается Константин, который начал курить лет 30 тому назад, когда воевал в Афгане.
Дует сильный ветер. Мужчины наклоняются, пряча носы в толстой одежде. Снимают варежки. Потирают руки и дуют на кулаки. Остальные откручивают крестовину.
– Давайте же, я не собираюсь здесь мерзнуть! – настаивает Константин, переминаясь с ноги на ногу, когда видит, что один из его товарищей закуривает вторую сигарету.
– Давайте, берем краны, оставляем на улице и идет на перекур! – объявляет им старший рабочий Олег.
Возвращаются на кухню погреть замерзшие руки. Георге бросает в огонь дрова и выходит на улицу, неся пустой таз. Константин радостно рассказывает своим товарищам, что, получив октябрьскую зарплату, выплатил часть долга, который накопился у него в сельском магазине. В общей сложности его долг составляет 1500 леев. «Надо и совесть иметь, если хочешь, чтобы тебе в другой раз отпускали в долг».
Георге возвращается, неся полный таз кусков досок, и ставит его на пол. Разговор на кухне резко перескакивает с одной темы на другу: «Нам нужно аж три начальника? А одного не хватает?»; «Надо было эту печь сложить в прошлом году, чтобы она грела нормально, а не абы как»; «Квартиры в советское время были дешевыми»; «Лучински продал самолеты»; «Деньги на вирус пришли, а коронавирус не пришел! Как так?»; «Pfizer!»; «Вся медицина говорит, что есть организмы, которые не примут его»; «Бензин четыре раза дорожал»; «70 леев выдают нам по случаю дня Железной дороги, а мы платим тысячу леев в год профсоюзных взносов».
Разговор о зарплате, которую им не выдают уже несколько месяцев, самый оживленный.
– Ко мне приехал сын. Он учится в Кишиневе на журфаке. Я дал ему 3 тыс. леев, чтобы он оплатил контракт за полгода. Остальные три тысячи отдал жене и все, – смеется Олег – старший рабочий.
– Я уже ничего не говорю! – опускает голову мужчина, недавно похоронивший сына. Поднимает взгляд, когда в комнату заходит Олег-унионист.
Молча мужчина подходит ближе к печи. Следит за ними взглядом и нарушает царящее в помещении молчание:
– Если Майя Санду проиграет, мы потеряем все!
Его товарищи закатывают глаза и начинают хохотать. Старший рабочий пинает его ногой и говорит: «Нас политика не интересует!».
– Нас обоих приняли на работу в один день. Это было лет 8-9 тому назад. Да только он подался к Майе, а я к Додону, – говорит Константин язвительно, показывая на Олега.
Комнату наполняет хохот рабочих.
– Запомните: Майя Санду – единственное спасение! – настаивает Олег, которому ирония товарищей нипочем.
Рабочие, которым все это осточертело, машут рукой и по очереди покидают теплое помещение, оставляя Олега рассуждать о политике.
***
В 10:30 все опять на улице. Георге ломом роет землю вокруг шпал, на которые рухнул локомотив.
– Все замерзло! – подытоживает он.
– Должны были привезти нам где-то 22 шпалы, чтобы мы заменили плохие! – выносит свой вердикт Олег – старший рабочий.
– Начальник сказал, что не знает. Может, сегодня выдадут или могут завтра выдать, – жалуется Георге.
Время от времени вытирает нос грязной и холодной варежкой, не отрывая глаз от шпал. Ветер дует неумолимо. Мужчины собираются вокруг шпалы. Втыкают ломы ближе к куску дерева, упираясь на них всей тяжестью тела. Влажные замерзшие куски земли отламываются под давлением острых ломов.
– Ниже просовывайте, ребята! – кричит старший рабочий.
Мужчины хватают ломы обеими руками и вновь наваливаются на них.
– Вот так! Ниже просовывайте! – подтверждает он.
Мужчины продолжают надавливать на ломы, пока не достают почерневший кусок дерева. На его месте остается лунка.
– Ты хочешь все достать? – вмешивается Галина. – Достаньте только плохие!
– Поднимаем и ставим посередине! – охрипшим голосом продолжает Олег – второй старший рабочий.
– Ставьте на ломы и оттаскивайте! – приказывает им Галина.
Шпала остается на поверхности, где лежит на пяти ломах. Десять мужчин хватают за концы ломов с обеих сторон шпалы. Глубоко вздыхают. Поднимают. Кусок дерева весит около 80 кг. Идут маленькими шажками и опускают шпалу на землю в нескольких метрах от рельсов.
Ветер дует так сильно, что Георге уже не чувствует ушей. Мелкие снежинки бьют по покрасневшему лицу. Рассказывает, что не носит шапку с тех пор, как помнит себя. Дескать, чтобы лучше слышать поезда. Константин – мужчина, который каждый день экономит по два лея на проезд, опускает голову, прячет нос в воротник толстой куртки, пытаясь хоть немного согреться. Чтобы хоть чуть-чуть согреть руки, двое рабочих по очереди сменяют друг друга и откручивают гайки из перекрытых стыков.
Достав еще несколько целых шпал, одна из которых полностью сгнила, мужчины закуривают по сигарете.
– Кстати, а который час? Чтобы не пропустить обед! – бросает им Георге через плечо, пока тащит лопату со склада.
Около 12:00 Галина собирает гайки в ведро, двое мужчин толкают краник, трое хватают ломы, а один тащит несколько метров ведро полное путевых шурупов, но, устав, быстро опускает его на землю. Старший рабочий берет у него ведро и оставляет уставшего мужчину нести только несколько ключей. Другие ставят металлические листы, куски железа и скобы на двухколесную тележку. Этим маленьким транспортным средством управляет Константин. Георге идет вразвалку, неся на широких плечах молот.
Рабочие с трудом шагают по шпалам, направляясь в сторону железнодорожной будки. Возвращаются в теплую кухню. По очереди подходят к крану с холодной водой и усердно трут руки, пока моют их без мыла. Хватают банки с замой, ухой, картошкой с мясом, пюре, которые оставили греться на нескольких кирпичах, установленных на краю плиты.
Георге и Константин садятся за стол первыми. Они уселись друг перед другом. Георге шарит рукой в черной сумке и достает оттуда кусок домашнего хлеба. Константин берет кусок магазинного хлеба из дорожной сумки. А между тем кто-то из рабочих присоединился к ним и сел с краю стола. Достает кусок хлеба, брынзу и несколько сваренных яиц. Георге встряхивает банку, в которую налит борщ с мясом, и снимает с нее пластмассовую крышку. Константин снимает крышки с банок с картофельным пюре и маринованными помидорами. Звон от ритмичных ударов ложек о банку наполняет помещение, чем-то напоминая стук колес.
Мужчина, который уселся с краю стола, набирает ложкой сметану из одной банки и добавляет ее в банку с борщом. Георге посыпает солью кусок мяса. По его словам, когда не платили зарплату, сельчанам было немного проще. «Что ни говори, а у сельского жителя дома есть курица, есть утка, есть свинья. А вот те, кто живут в квартире в городе Унгень, поросенка не вырастут».
– Только я один из всех на стороне Майи Санду? – вновь заводит Олег разговор о политике.
– И я тоже! Нас двое! – иронично вставляет старший рабочий Олег, жуя кусок мяса. – А как звали предшественника Додона? Того, который не говорил? Тимофти! Вот его никто не помнит. Так будет и с Додоном. И его тоже никто не будет помнить, – подытоживает старший рабочий.
Георге ест молча, следя взглядом то за Олегом, который между тем уселся напротив него и часто и воодушевленно произносит имя Майи Санду, то за Константином, который раскрасневшись передвигается туда-сюда, когда слышит имя нынешнего президента. Георге расправляется с борщом и принимается чистить крупную луковицу. Улыбаясь, разрезает ее на две части. Нарезает ломтиками кусок копченого сала и симметрично расставляет несколько кусочков на широком ломте хлеба. Предлагает сало и своим товарищам. Затем мужчина несколько раз вытирает лоб, пока его товарищи живо что-то обсуждают, и равнодушно откусывает кусок лука.
– Да помолчи уже. Возьми и поешь, – говорит кто-то из товарищей Олегу-унионисту.
– Вообще все помолчите и давай ешьте, – успокаивает их старший рабочий, собирая со стола кости и складывая их в пакет, чтобы скормить затем черной собаке, которая неделю назад ощетинилась.
Георге заворачивает оставшийся хлеб в один пакет, а сало – в другой. Поднимается из-за стола, хватает пластиковый таз одной рукой, другой отодвигает металлические круги с плиты и бросает кусочки дерева на тлеющие угли. Ставит круги обратно и выходит на улицу, продолжая держать таз в руках. Через несколько секунд возвращается, неся полный таз дров.
Через полчаса рабочие возвращаются к крестовине на рельсах. Трудятся на морозе почти до 16:00, делая небольшие перекуры. Затем расходятся по своим домам. Только Георге остается и на вторую ночь в железнодорожной будке. Он опять не может попасть домой в село Скумпия. «Может, завтра с зятем».
Поднимается на второй этаж в комнату, где воздух еле прогрелся и где пахнет дымом. Ложится на одну из трех кроватей. Засыпает вздыхая: «Рельсы и поезда не ждут, только мы ждем зарплату».
Редактор румынской версии – Полина Купча
Снимки – Лилиана Ботнарюк