Невидимые работники

«Я всегда свою ощущала некоторую отстраненность от мира. Думаю, это была постоянная депрессия», — предается воспоминаниям 40-летняя Алена, говоря тихим голосом. Впервые она почувствовала, что с ней что-то не в порядке в подростковом возрасте. Ей было лет 12, она ни с кем не могла подружиться, жизнь казалась ей бессмысленной, она никак не могла выражать свои эмоции, словно была невидимкой.

О многих моментах подростковой поры Алена не хочет говорить. Отмечает только, что отношения с отцом были напряженными. Разговор о маме сразу же прерывается. «Мать покончила собой, когда мне было 15 лет. Тогда я не ощутила боли, только спустя годы смогла осознать ее потерю», — делится своими переживаниями наша собеседница.

Много лет занималась самокопанием, пытаясь понять, «почему жизнь проходит мимо», выработала манию читать о том, как превращать свои отрицательные эмоции в положительные. Между тем, она поступила на архитектурный, но после двух лет бросила учебу — «не могла заставить себя рисовать по четыре часа в день».

Лет в 25 ее наваждение превратилось в фанатизм. К тому времени Алена как раз закончила Молдавскую экономическую академию. В том вузе ей удалось завершить продолжавшуюся четыре года учебу на факультете управления бизнесом. По окончании академии девушка впервые устроилась на работу. В течение года проработала и консультанткой в супермаркете. «Работа с людьми меня очень сильно утомляла, выматывала просто, я ушла с той работы».

В 26 лет ее фанатизм перерос в психоз. Шизофрения — такой диагноз ей поставили к 30 годам. Диагноз ее не напугал, да и поводом для отчаяния тоже не стал. Просто, наконец, пришло подтверждение насчет тех состояний, которые она испытывала на протяжении долгого времени.

В течение последующих шести лет ее 13 раз отправляли в психиатрическую больницу. «Возвращалась домой после госпитализации, месяц или два принимала таблетки, потом переставала их пить. Постепенно мое состояние ухудшалось и вновь случался психоз, следовательно, я опять попадала в психбольницу. Затем все повторялось. Я вновь и вновь вращалась по тому же кругу», — признается она.

Однажды, улыбаясь, продолжает свой рассказ Алена, «я взяла себя в руки и стала регулярно пить таблетки». Состояния психоза ушли, однако на этот раз на нее нахлынула апатия. Это состояние продолжалось четыре года. В то время ее единственным источником дохода была собственная пенсия по ограничению возможностей в размере 1.700 леев и пенсия бабушки, с которой она жила.

Шизофрения — одно из психических расстройств, признанных в Молдове. Это серьезное заболевание, в его случае могут установить степень ограничения возможностей. В серьезных и необратимых случаях степень ограничения возможностей устанавливают без необходимости периодической повторной экспертизы. Так было и в случае Алены.

Кроме шизофрении есть и другие психические и поведенческие расстройства, при которых устанавливают степень ограничения возможностей: тяжелая деменция, общие расстройства развития (такие как детский аутизм и синдром Ретта), синдром Аспергера и разные степени умственной отсталости.

Только к 36 годам Алене захотелось помочь себе и что-то изменить в собственной жизни. «Я использовала правило двух минут. К примеру, когда мне ничего не хотелось делать, говорила себе: „Сделай это всего за две минуты”. Например, убирала на столе или учила слова на английском. Со временем те две минуты превращались в 10 минут, а потом и в полчаса».

Спустя четыре года изоляции Алена стала участвовать в мероприятиях, организуемых в Коммунитарном центре психического здоровья в городе Стрэшень (она живет в его пригороде). После того, как полгода ходила туда систематически, ей предложили стать «равной помощницей» (она работала в формате от равного к равному).

«Вначале я прошла подготовительные курсы в Кишиневе, затем поехала на тренинг в Чехию. Помню, что во время той поездки я преодолела страх перед людьми. Именно поездка и подготовка в качестве «равной помощницы» внушили мне уверенность в том, что я со всем справлюсь», — говорит героиня нашего сюжета.

По возвращении в Молдову Алена второй раз в жизни устроилась на работу. «Вместе с одним из моих коллег я два или три раза в неделю собирала группы поддержки для людей с серьезными расстройствами психического здоровья. Мы помогали им найти поддержку, общаться, обсуждали личный опыт и поддерживали друг друга».

Но дело в том, что Алену приняли на работу в рамках пилотного проекта, завершившегося в июне с. г. «Мы ищем новые источники финансирования и решения для того, чтобы систематизировать этот процесс, интегрировать его в государственную систему. Наша цель — добиться, чтобы все не осталось только на стадии пилотного проекта, а стало одной из составляющих услуг в области психического здоровья в Молдове», — подчеркнула Кристина Нестор, которая работает консультанткой по аспектам соцобеспечения в организации Trimbos Moldova. Данная структура занимается внедрением молдавско-швейцарского проекта Mensana, призванного содействовать реформе услуг в области психического здоровья в Молдове.

Тем не менее Алена продолжает ходить в Коммунитарный центр психического здоровья, где помогает в работе групп поддержки. Между тем ей удалось устроиться на полставки оператором соцопросов. По ее словам, новая работа изматывающая, но она пытается привыкнуть. «Мне надо просыпаться в 7 утра и отправляться в Кишинев, откуда на машине мы ездим по селам. Но после работы в качестве «равной помощницы» мне стало гораздо проще общаться с людьми, а это отлично помогает на моем новом рабочем месте».

Алена относится к тем свыше 100 тыс. человек в Республике Молдова, которые получают пенсию по ограничению возможностей. Вместе с тем, по данным Национального бюро статистики, практически только двум из десяти человек, которые страдают ограничением возможностей, удается найти работу.

По данным Национального агентства занятости населения, в 2023 году более трех тыс. человек с ограниченными возможностями (примерно столько людей проживает в городе Кантемире) искали работу. Однако только 268 из них это удалось — у большинства из средняя степень ограниченности возможностей. Другими словами, работу нашел только 1% от общего числа людей с ограниченными возможностями, которые пытались трудоустроиться.

А ведь в случае людей с психическими и поведенческими расстройствами работа имеет огромное значение, так как трудовая занятость способствует восстановлению, помогает их положительному настрою, подчеркивает психотерапевтка Стрэшенского коммунитарного центра психического здоровья Виорика Урсу.

«В ходе своей работы я заметила, что трудоустройство — важная часть процесса восстановления. Большинство таких людей, в том числе наши бенефициары, хотят работать. Они с гордостью рассказывают о самостоятельности и финансовой независимости, которых добились после того, как смогли найти работу. Один из бенефициаров даже сказал нам как-то: „С тех пор, как я нашел работу, чувствую себя человеком, мне уже не стыдно из-за моей болезни”», — утверждает Виорика Урсу.

Это подтверждает и Алена: «Когда иду в магазин что-то купить, уже не думаю о том, могу ли я это себе позволить или нет. Конечно, я не говорю о крупных покупках, а об обычных, таких как «Кока-Кола»», — описывает она небольшую свободу, которой смогла добиться к 40 годам.

По словам психотерапевтки, трудоустройство приносит немалую пользу местному сообществу и обществу в целом, «ведь это снижает потребность в социальной поддержке, способствует развитию экономики, следовательно, снижает бремя на систему соцобеспечения».

К примеру, на текущий год, власти предусмотрели почти 2,8 млрд леев на выплату всех типов пенсий по ограниченности возможностей. Эта сумма практически в 30 раз больше бюджета муниципия Стрэшень или равна почти половине всех годовых доходов, получаемых муниципием Кишиневом.

***

Алена не рассказала работодателям о своей ограниченности возможностей, хотя думает, что им об этом известно. «Я ничего не сказала, ведь мне хочется лишь одного: чтобы во мне видели нормального человека, который честно работает и зарабатывает себе на жизнь».

Так поступила и Андрея*, она предпочла не разглашать свой диагноз — тревожное расстройство (это психическое заболевание характеризуется состоянием общей устойчивой тревоги — чрезмерным и неконтролируемым — насчет различных аспектов повседневной жизни).

Первую работу нашла в студенческую пору. Она трудилась на полставки в области IT. То место работы девушка потеряла спустя менее года после трудоустройства «У меня была повышенная степень тревожности, я чрезмерно занималась прокрастинацией. По сути, как будто была «замороженная». Пребывала в состоянии паники, время бежало, а я в любом случае ничего не успевала сделать», — поведала нам Андрея.

Вскоре нашла другую работу, но там выдержала всего месяц. Это было связано «с прокрастинацией и сложностями с доведением заданий до конца». Потом опять занялась поиском работы, а с августа 2022 года трудится в международной IT-компании.

Андрея не стала рассказывать никому из своих работодателей о диагнозе — ее потрясла реакция коллег, когда, к примеру, у нее случались приступы стресса перед магазинной кассой, где ей надо было успеть быстро рассчитаться за покупки. «Они говорили мне, что это стресс на пустом месте, что я все усложняю, но для меня это не сложно. Просто так устроен мой мозг».

Психотерапевтка Виорика Урсу обращает внимание на то, что решение обсуждать свой диагноз — личный выбор каждого, но они «все же советуют бенефициарам говорить о своем диагнозе».

Люди с ограниченными возможностями пользуются правом на труд в тех же условиях что и другие соискатели, кроме того, у них есть и другие льготы, предусмотренные законодательством, отмечает Министерство труда и социальной защиты.

В соответствии со ст. 96 Трудового кодекса, для лиц с тяжелым и выраженным ограничением возможностей «устанавливается сокращенная продолжительность рабочего времени — 30 часов в неделю без ущемления права на оплату труда и других прав, предусмотренных действующим законодательством».

С другой стороны работодатели избегают принимать на работу людей с ограниченными возможностями, показало проведенное исследование. Это обусловлено «тремя главными причинами: предрассудки и стереотипы о том, что такие люди „не в состоянии работать ввиду своего состояния здоровья”, страх нарушить законодательство, заключив трудовой договор с человеком с ограниченными возможностями, сдержанное отношение к необходимости взять на себя дополнительные издержки, связанные с адаптацией рабочего места или же с производительностью труда».

Заместитель руководителя Государственной инспекции труда Николае Василенко заявил, что это учреждение не располагает данными о применении санкций в отношении работодателей, которые отказываются трудоустраивать людей с ограниченными возможностями и/или психическими и поведенческими расстройствами. С другой стороны он признает «наличие проблем на этот счет», так как «мало работодателей трудоустроили людей с ограниченными возможностями и соблюдают правовые нормы об их интеграции».

В мае нынешнего года парламент утвердил закон о психическом здоровье и благополучии и, тем самым, попытался исключить «противоречивые нормы, не соответствующие стандартам в области прав человека».

Новый закон определил полномочия различных учреждений в плане раннего выявления психических и поведенческих расстройств и скорейшей психосоциальной реабилитации психического здоровья, продвижения психического здоровья через учебные заведения, поиска решений для того, чтобы устранить «препятствия, мешающие допуску к трудовой деятельности лиц, страдающих психическими и поведенческими расстройствами».

Однако данный закон вступит в силу только к концу текущего года, а затем у правительства в распоряжении будет полгода, чтобы «привести свои нормативные акты в соответствие с настоящим законом» и «представить предложения по приведению действующего законодательства в соответствие с настоящим законом».

А уже они должны включать «целый ряд аспектов, касающихся в том числе приема на работу, оплаты труда и социальной защиты этих лиц», — подчеркивает соавторка закона Анна Раку. Это предполагает, что до полноценного применения закона кабинету министров необходимо будет утвердить нормы, обеспечивающие конкретные рамки для поддержки людей с психическими и поведенческими расстройствами в ходе поиска работы. На такой процесс может уйти немало месяцев, а непосредственное воздействие всех этих мер станет заметными только после претворения новых норм в жизнь.

Однако для того, чтобы закон заработал и начал приносить изменения, важно взаимодействие властей и работодателей, полагает экспертка в области социальной политики Института развития и социальных инициатив Viitorul Марианна Яцко.

«Закон достаточно сложный, его язык     суконно-казенный, дубовый, но ведь не у всех работодателей достаточно времени вдаваться во все подробности, поэтому нужны информационные кампании и четкие посылы — именно это упростит внедрение этого документа», — полагает экспертка.

Данные, предоставленные Национальным консилиумом по установлению ограничения возможностей и трудоспособности, указывают на рост числа людей с психическими и поведенческими расстройствами, причем это относится как к новым случаям (первичное ограничение возможностей), так и к уже существующим (повторное ограничение возможностей).

GRAFIC

***

В отличии от Алены и Андреи* другая героиня нашего сюжета Екатерина решила открыто говорить о своем психическом расстройстве и стала бороться за «право существовать в этом обществе».

Екатерине было 29 лет, когда ей поставили диагноз пограничное расстройство личности. Этому психическому заболеванию свойственны эмоциональная неуравновешенность, непостоянство личностных отношений и импульсивность поведения. До установления диагноза молодая женщина, хотя и наблюдала у себя тревожные сигналы, не обращала на них внимание. «Из-за психического расстройства у меня выработалась зависимость от работы».

Она полагает, что ей повезло стать зависимой от работы, а не от чего-то плохого. Однако после периода глубокой депрессии и профессионального выгорания так и не смогла полностью оправиться.

На протяжении последних почти 10 лет Екатерина сменила 10 мест работы. Дольше всего выдержала на одном месте в течение года, в других случаях она работала только по 6-7 месяцев. «Иногда увольнялась по собственной инициативе, иногда, особенно в периоды депрессии, мне вежливо намекали, что я не справляюсь со своими обязанностями».

Периоды депрессии проявлялись в чрезмерной усталости, несвоевременном выполнении задач и неспособности выполнить задачи в срок, а это приводило к неприятным разговорам с начальством. Ей не хватало смелости открыто говорить о том, что ей нужен медицинский отпуск, в итоге это обернулось потерей последнего места работы. Это случилось в 2022 году, когда девушке сказали, что «психическое здоровье не позволяет ей работать в соответствующей области».

С тех пор у нее нет стабильного места работы, хотя она несколько раз пыталась трудоустроиться. «Я даже была несколько раз на собеседовании, но мне всегда было очень страшно сказать работодателю о своем психическом расстройстве. Только однажды я отрыто заявила об этом во время собеседования — это случилось после «вопроса, от которого мне стало неловко».

Ее спросили, почему за такое короткое время она сменила столько мест работы. Тогда ей пришлось признаться в том, что страдает психическим расстройством, из-за которого и не смогла долго продержаться на всех 10 смененных местах работы. К удивлению Екатерины ее тогда приняли на работу.

«Мы поняли, что она — отличный специалист в своей области, соответствовала нашим требованиям», — вспоминает о том собеседовании менеджерка по кадровым ресурсам Национального центра по предотвращению насилия над детьми Мария Корчмарюк. По ее словам, диагноз Екатерины не стал препятствием для трудоустройства. Наоборот, команда центра была готова адаптироваться к тем дням, «когда Екатерине будет сложнее работать».

Девушка однако не согласилась на трудоустройство — «мне было страшно, что я не справлюсь. Работа предполагала полную занятость. Я даже теперь еще не думаю, что смогу выдержать на такой работе».

Сейчас у нее нет стабильной работы, перебивается заработками в результате кратковременного сотрудничества. Кроме того, уже полгода ведет собственный подкаст о психическом здоровье Ce-o să zică lumea («Что скажут люди»)

На протяжении последних пяти лет власти практически постоянно отчитывались о том, что в стране насчитывается около 70 тыс. человек с психическими и поведенческими расстройствами, которые находятся под наблюдением.

Мы поинтересовались у экспертки Марианны Яцко о том, что может означать для отечественного рынка труда такое число. «Это рабочая сила. Если мы ее исключим, то это станет потерей. Наш рынок нуждается в рабочей силе — квалифицированной и неквалифицированной, причем это относится как к государственному сектору, так и к частному».


*имя изменено из соображений конфиденциальности

Foto – Vlaicu Bunduchi


Acest material jurnalistic a fost produs cu suportul financiar al Uniunii Europene. Conținutul acestuia reprezintă responsabilitatea exclusivă a beneficiarului EU4IM (Oameni și Kilometri) și nu reflectă în mod neapărat viziunea Uniunii Europene.