Полина КупчаЕсли до пандемии Мари могла на пальцах пересчитать клиентов из Молдовы, то теперь скоро будет уже почти год, как она пересчитывает на пальцах своих заграничных клиентов. «Тяжело сейчас. Иностранцы перестали приезжать в Молдову. Остались только те, кто здесь работают на дорогах. Повезло, что у меня 5-6 постоянных, но этого недостаточно. COVID конкретно нас…л на мою жизнь».
.
*
Солнце опускается все ниже к линии горизонта, прячась за синеватыми холмами. На окраине одного из городов на севере Молдовы собаки бешено облаивают кошку, которая проходит мимо металлических ворот. Ее зовут Дымка. Беззаботно виляя пушистыми боками, заходит в заросший сорняками двор. Двигаясь легко словно балерина и пытаясь обойти грязь во дворе, идет вдоль испещренных трещинами стен дома и доходит до стоящей в глубине двора лачуги. Затем стряхивает лапки, усаживается у металлической двери и ждет, пока кто-то ее откроет. Свет едва пробивается сквозь крохотные оконца саманной лачуги.
Напротив пес Чучу ежится в своей будке. Серая кошка его совсем не интересует. Он поглощен тем, что стережет огромную говяжью кость, которую затащил в будку и уложил на лохмотья, согревающие его в зимнее время. Вокруг полным-полно мусора словно у мусорных баков, куда уже с неделю совсем не заглядывали мусорщики.
Когда, наконец, металлическая дверь, которая еле-еле держится на петлях, открывается, кошка стремглав устремляется в дом. Оттуда сломя голову выходит 19-летняя девушка, одетая в серую шерстяную пижаму. Обувается на голую ногу в галоши и бежит по грязи к веревкам, на которых сушится целая гора свежевыстиранных вещей. Хватает черную футболку с длинными рукавами и крепко прижимает к груди.
– Б…ь! Еще мокрая! Да еще и холодная! – приходит к выводу Мари, дрожа от холода.
Ее галоши полностью в грязи. Девушка смотрит то на ноги, то на дверь. Измеряет глазами расстояние в несколько метров, собирается словно гимнастка, и… прыгает. Два прыжка и она опять на пороге дома. Открывает дверь и отодвигает в сторону несколько толстых пледов, с помощью которых пытается защитить дом от холода. Мари прибила их к стене ржавыми гвоздями. Ей кажется, что так удастся удержать в лачуге ту толику тепла, которую дает печь.
«Дом остывает очень быстро. Даже не знаю, что мне еще сделать», – признается девушка, клацая зубами, и что есть мочи хлопает дверью.
Крохотное жилье состоит из комнаты, разделенной на две части коричневатой печью, в которой полыхают несколько заборных досок. На плите нет колец, поэтому языки пламени свободно поднимаются из печи. Пол в лачуге дощатый. Некоторые доски оторваны, а из-под них виднеется глина. О коврах и речи нет.
В передней части помещения обустроена кухонька. Там стоят стол и газовая плита. Во второй части, скрытой за печью, находятся спальня, где стоят видавший виды диван и покосившаяся детская кроватка. Всякие мелочи, к примеру, расческа, подводка для глаз, ложечки, провода, разбросаны на узеньких шириной не больше ладони подоконниках. Везде царят четыре запаха: сигаретного дыма, дыма от печи, фекалий и мочи.
Кошка Дымка спряталась за диваном на разбросанных вещах. Только там она чувствует себя в безопасности. Если во дворе она может прошмыгнуть мимо будки Чучу и куда-то скрыться, то в доме в «битве» с двумя дочурками Мари ей не выстоять.
Младшей Анне год и три месяца. Это пухленькая девчушка с грязноватым круглым лицом. Стоит рядом с диваном, держась ручонками за бахрому засаленного покрывала, и нежно смотрит на Лену. Сестра старше ее на два года. Лена пытается собрать печенье, разбросанное по всему дивану.
Вдруг Анна начинает хныкать и топать толстыми ножками, которые скрывают розовые почти в лохмотьях штанишки. Леночка смотрит на нее из-под ресниц, но не поднимает голову. Она по-прежнему поглощена собиранием печенюшек. Анна заливается плачем. Мари, которая о чем-то оживленно болтает по телефону, раздраженно кричит Леночке из кухни:
– А ну-ка поиграй со своей сестрой! А то щас приду и не знаю, что с тобой сделаю!
Леночка враждебно смотрит на грустное лицо младшей сестры и нехотя слезает с дивана. На ней ни штанишек, ни трусиков. Только грязный свитер. Топает босиком по ледяному полу и достает из-за дивана большого синего плюшевого зайца, одетого в красную жилетку. Решительно хватает его за уши и протягивает Анне.
– Возьми и заткнись уже! – сердито рявкает Леночка на сестру, забирается обратно на диван и вновь начинает поиски печенюшек, затерявшихся подушками и одеялом.
Однако плюшевая игрушка не успокоила Анну. Несмотря на сопли, которые уже почти попадают ей в рот, малышка продолжает орать и жадно смотреть на печенье, падающее одно за другим то на пластиковую тарелку, то прямо в рот старшей сестре.
Терпенье Мари лопнуло. Не прерывая телефонный разговор, врывается в крохотную спальню, резко вырывает из грязных ручонок Леночки тарелку с печеньем, протягивает ее Анне и опять уходит на кухню продолжать начатую оживленную беседу.
На грязных щеках Анны следы от слез, девчушка начинает жадно есть печенье в виде букв. Дружелюбно улыбается своей старшей сестре, которая однако смотрит на нее, насупив брови и сжав челюсти.
По ту сторону печи молодая мамочка поглощена разговором, который должен завершиться «победой». Абдул – гражданин Турции, обосновавшийся несколько месяцев тому назад в Республике Молдова, уже пару дней пытается убедить Мари, что он готов все сделать ради нее, лишь бы она согласилась стать его подругой. Кстати говоря, нашли они друг друга на сайте знакомств, юзеры которого интересуются главным образом общением, флиртом и сексом.
«Красавица, ты нравиться мне». «Хочешь быть моя?». «Ты красивая очень!».
Сжав губы, Мари внемлет комплементам, которыми осыпает ее восточный мужчина, но не поддается. Любезности Абдула ей ни к чему. В доме холодно, а детей она сегодня еще не кормила, хотя вот-вот наступит вечер, поэтому отвечает собеседнику то сердито, но жеманно, то делая вид, что не понимает, что ему от нее нужно.
– Ага, да, конечно. Ой, блин, у меня телефон сломан и я даже не могу видеть, что ты мне пишешь и какие фотки шлешь, – выпаливает девушка в ответ с намеком.
– Хочешь я платить тебе? Ты хочешь я тебе деньги давать? – нервно спрашивает турок.
Мари широко улыбается. Искусанные до крови пухлые красные губы приоткрываются. Она не говорит ни да, ни нет. Старается «не раскрыться» с самого начала, но и упускать денежки турка тоже не хочет. Поэтому девушка тянет время, ластиться, вспоминает вдруг, что у нее двое и детей и сломавшийся так некстати телефон. В итоге после того, как мужчина соглашается дать деньги на ремонт «мобильника», который дети бросили на пол из-за того, что она не могла включить им «мультики», Мари театрально вздыхает и нехотя соглашается увидеться с ним на 15 минут.
Ее подруга Зинка, которая пришла между тем к ним, поздравляет Мари взглядами. Обе достают по сигарете и, торжествуя, курят у плиты без колец, сбрасывая пепел прямо в печь. Дом наполняется дымом.
Анне и Леночке надоело есть печенье и они стали играть. Выглядывают из-за печи и смотрят на мать. Мари замечает и орет на них:
– Марш на диван и сидите там – здесь холоднее.
Девочки прошмыгнули обратно. Мари договаривается с Зинкой, что та посидит с малыми пока она вернется со свидания. Собирает волосы в пучок и натягивает еще влажную футболку. Даже не скажешь, что ей 19 лет и у нее двое детей. Она красивая, смуглая, у нее зеленые гипнотизирующие как у змеи глаза. Только лишенная легкости походка, раздавшиеся бедра и «пивной» живот намекают на то, что девушка подутратила былую свежесть.
– Ох, как я комплексую из-за своего пуза, – процедила она сквозь зубы, застегивая молнию на черных, потертых между ногами джинсах.
Надевает вишневого цвета куртку с пятнами на спине и обувает сапоги с прохудившимися носками, откуда выглядывают мыски зеленых носочков.
– Я красивая? – спрашивает она у своих деток.
Девочки грустно смотрят на нее. Анна начинает хныкать и тянет ручонки к матери. Мари берет ее на руки. Говорит, что уходит совсем не надолго, уверяет, что «все будет хорошо». Чмокает в носик и оставляет ее на диване рядом с Леночкой. Затем кивает своей подружке, напоминает, что она ненадолго – «ровно на часик» – и быстро выходит. Вскоре ее фигурка исчезает на улицах городской окраины, окутанная рано опускающимися сумерками.
.
*
«Мои клиенты – иностранцы», – гордо поведала мне Мари в октябре 2020 года, когда мы впервые встретились в кафе. «Арабы, турки, французы или африканцы», – перечисляет она их происхождение. У нее на этот счет настоящее правило. «Чаще всего выбираю иностранцев. Во-первых, они умеют молчать. Мне не нужно, чтобы когда мои дети подрастут, на них показывали пальцем», – объясняет 19-летняя женщина.
При этом признается, что бывают случаи, когда она сама же нарушает собственное правило. «Случается заниматься сексом и с нашими». Но для этого у нее все же есть одно условие. «Все они женаты. Некоторых дома ждут детки. Мне нужна своего рода страховка, а также гарантия, что он точно ничем не болен. Кстати, среди молдавских клиентов есть у меня один чувак, у которого небольшой бизнес. Он побоится кому-то рассказать обо мне, ведь весь его бизнес на самом деле принадлежит жене. И он оттуда просто вылетит», – поясняет Мари и ей самой становится немного смешно.
И если до пандемии Мари могла на пальцах пересчитать своих клиентов из Молдовы, то вот уже скоро будет год, как она считает на пальцах своих зарубежных клиентов. «Тяжело сейчас. Иностранцы перестали приезжать в Молдову. Остались только те, кто здесь работают на дорогах. Повезло, что у меня 5-6 постоянных, но этого недостаточно. COVID конкретно нас…л на мою жизнь».
Дело в том, что если раньше она зарабатывала в месяц до 10 000 леев, то теперь ее доход резко упал – даже до 2 000. «Господи, они такие жадные! Просто жесть!», – сетует Мари. Тем более что пандемия, увы, «не отменила расходы. Мне надо платить за аренду дома, а это 2 000 леев. Мне нужны деньги для дров, но у меня их нет. Даже для молочной смеси нет. Мне никогда не было так худо, чтобы с продуктами был полный голяк. Я не могу купить им даже какую-то сардельку или шоколадку», – продолжает Мари свой рассказ.
Из-за этого минувшей осенью ей впервые пришлось пойти на торг с иностранцем – «секс в обмен еду». Девушка знала, что так чувак потратит на нее больше тех 400 леев, которые он в противном случае заплатил бы ей за вызов. Они пошли вместе в супермаркет и она попросила затарить ее, ведь дома у нее двое малышей и ей просто нечем их кормить. «За пятиминутку, ведь иначе это и не назовешь, бедняга потратился конкретно. Я купила все, что хотела, кроме свинины. Он запрещал мне брать свинину».
До того злополучного торга она заложила все ценные вещи, которые были у нее в доме: бытовые электроприборы, украшения. Хотела сдать в ломбард и «мобильник», но из-за треснутого экрана его не принимают. «Честно, я уже не знаю, что еще могу заложить. Гребанная жизнь!», – говорит она сквозь зубы, буравя взглядом пол кафе.
В расположенном недалеко от дома магазинчике ей давали в долг, но долги продолжали расти. Если раньше Мари была должна продавщице по несколько сотен леев, то с началом пандемии ее долги, которые продавщица аккуратно записывала в специально заведенную для этих целей тетрадку, достигли нескольких тысяч леев. «Знаешь, у меня начались дикие головные боли. Я чувствую, как пульсируют вены на затылке. Я постоянно в переживаниях. Эта пандемия меня буквально за…бала»..
Она бы отдала Леночку в садик, «чтобы хоть у одной было побольше еды». Да и ей самой в таком случае было бы легче дома с Анной, но «из-за пандемии мелких туда пока не принимают».
Оставшись одна перед лицом COVID и необходимости содержать двоих детей, Мари изменила правила игры. «Стала встречаться и с нашими. А что делать, если из-за коронавируса я потеряла клиентов! Зашибись, блин! Мне же надо как-то выкручиваться».
*
В Республике Молдова занятие проституцией карается штрафами в размере до 1 800 до 2 400 леев. Мари это отлично знает, при этом хвастается, что проблем с полицией у нее никогда не было. «Я все делаю по-умному», – уверяет девушка
Никто не в курсе, что она занимается проституцией. Только клиенты и Зинка, но и та работает в этой же «сфере». С клиентами встречается вначале в «вирте» в социальной сети. «Все происходит анонимно. У меня там ненастоящее имя. Даже фотки моего профиля и те не мои. Это чужие фотки. Они видят меня лишь при личной встрече», – смеется Мари довольная.
И после того, как она знакомится с ними «просто так, как девушка», через несколько дней, а то и через пару часов поступает предложение о личной встрече. Все начинается с кофе или чая, но в итоге свидание заканчивается конкретным предложением: «Пошли в гостиницу или еще куда-то». «И тогда я спрашиваю: «А с чего это вдруг?». «Так я же хочу тебя». «Ну, если хочешь, тогда плати. Мне надо рассчитаться с няней, мне надо купить тушь, мне надо купить то да се. Думаешь, что ты такой красавец, что я прямо щас же побегу с тобой в отель?». Это их просто бесит, у них сносит крышу и готовы заплатить любую сумму», – признается Мари и вновь начинает грызть ногти, окрашенные коричневым лаком и усыпанные по краям блесточками.
Мари выжимает максимально из своего возраста. «Теперь таких молоденьких уже не найти. «Пожалуйста, идите и перепихнитесь с какой-нибудь кошелкой», а им-то хочется «свежего мяса», поэтому платят». У Мари огромный опыт свиданий с мужчинами в возрасте от 17 и до 63 лет, но еще никогда не было случая, чтобы они в итоге не предложили ей переспать. «Все требуют этого уже на первом свидании! Все!».
Есть у Мари еще одно правило: не проводить ни с кем больше часа. Если клиент требует уделить ему больше времени, то она просто заливается смехом: «Заплатишь за целый день, я и проведу его с тобой». Бывают и такие, кто после секса приглашают, скажем, в пиццерию. Если у нее есть время, соглашается. Признается, что для нее и это тоже источник дохода. «Я приношу и девочкам домой кусок пиццы, которую покупает мне клиент. У меня кусок в горло не лезет, как подумаю, что дома меня ждут голодные малые».
В хорошие времена, когда у нее была только старшая, Мари брала заказы круглосуточно. Не чуралась никаких предложений. Да и расходы были выше: кроватка, колясочка, подгузники, сухая смесь. «Когда Леночке было всего два месяца, у меня пропало молоко. Тогда я работала день и ночь. Если мне звонили в 6 утра, то я мчалась на вызов в 6 утра. Сейчас я соглашаюсь только на ночные заказы. Но вот уже несколько месяцев, как стала брать и дневные. Ведь моих малых кто-то должен растить», – говорит она, словно извиняясь.
Проституция – не ее единственная профессия. В какой-то момент она отказалась от этого занятия и устроилась упаковщицей на хлебзавод. Мари и по сей день бы работала там, получай она не те 3 0000 леев, которых едва хватало на аренду жилья и подгузники, а хотя бы столько, сколько ей приносит занятие проституцией. «А детей чем кормить прикажете? Чем одевать их?».
Прошлогодним летом попробовала свои силы и в ногтевом сервисе. «Я учусь очень быстро, но материалы и инструменты дорогие. А во время пандемии, кому нужны гелевые ногти?».
.
*
Пока Мари отсутствует, Зинка сидит, уткнувшись в телефон, а Леночка заботится о своей младшей сестре. То рассказывает ей о какой-то принцессе, то ругает и требует подняться, когда та падает, то дает ей печеньку, когда та плачет, нежно пытается утешить, когда малышка продолжает повторять «Мама, мама». Когда Мари, наконец, возвращается, Анна заливается плачем и радостно топает ей навстречу с распростертыми ручонками.
Девушка немного разочарована свиданием с Абудлом. Ей, конечно, хотелось и немного денег, но «зато раскрутила турка хотя бы на новый телефон», поэтому планирует заложить «мобильник» уже завтра. А до того времени протягивает гаджет Леночке. Малышка пищит от восторга. Садится прямо так без трусиков и штанишек на ледяной пол и ищет на Youtube мультики.
Мари устало смотрит на Анну. У нее лицо словно у кота, который рылся в золе. Только зубы белые. Берет на руки и кряхтит из-за тяжести малышки. «Фуууууу! Какашка ты мелкая!»
Между тем Зинка успела уйти, а Мари с Анной на руках подходит к дивану. Укладывает малышку на спинку и снимает переполненный подгузник, который бросает в печь. Анна орет от боли. Попка у нее вся вишнево-красная, а раздражение доходит уже почти до колен. Мать обтирает ее влажными салфетками, наносит крем и надевает чистый подгузник. Затем достает из-за дивана розовые колготки и синий свитер.
Девчушка агукает словно голубь. Нежно смотрит на мать и молвит: «Кака!». Мари, которая, кажется, только тогда услышала ее по-настоящему, смотрит на дочурку полным любви взглядом. «Да, какашка ты мелкая! Ты накакала!», – подтверждает юная мамочка, пытаясь очистить ей грязное личико с помощью салфетки. Девочка просто сияет от чистоты.
В раздражении Леночка несет маме телефон. «Тебе кто-то звонит!». Девушка подпрыгивает словно ужаленная, хватает телефон обеими руками.
– Ало! Да! – поспешно отвечает, направляясь на кухню, но до этого успевает сердито зыркнуть на Леночку и показать знаками, что та должна приглядывать за Анной, которую она оставляет лежать на диване рядом с кошкой Дымкой.
Уже примерно неделю Мари старается раскрутить еще одного турка. «Пока еще туманно все. Вот обещает приехать в субботу. Пытаюсь убедить, чтобы он хоть какую-то денежку мне скинул. Объясняю, что у меня вообще нет жрачки в доме, блин! Вчера пообещал приехать сегодня, позавчера пообещал приехать вчера. Очень надеюсь, что завтра все-таки приедет, иначе… полный жесткач».
.
*
В проститутки Мари подалась рано. Еще когда была в интернате, утверждает девушка. В интернат ее определили после того, как родителей-алкоголиков лишили родительских прав. Ей было пять лет, когда попала в «новую семью». Этот период она описывает как самый ужасный в своей жизни. «Меня били, девчонки все отбирали у меня».
«В интернате вещи просто так никто тебе не купит. Выкручивайся, как можешь! Поэтому я и решила сама зарабатывать. И поняла, что у меня это получается. А почему бы нет? Язык у меня всегда был хорошо подвешен, так что я могла развести любого», – повествует она, грустно улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям.
Впервые «это» у нее случилось лет в 13. С «цветными» мужиками. Тогда же у нее получилось и разжиться чем-то – она выкрала у них из кошелька около 50 евро. Затем примерно года два занималась и проституцией, и кражами. «Я могла и телефон стырить». Лет в 15 у нее случились и уголовное дело, и Леночка в животе. «Я чудом избежала срока. Из-за беременности мне дали год условно».
По словам женщины, отец Леночки – парень из их интерната. У того родители тоже алкоголики. «Он никогда не знал, чем я занимаюсь. Когда забеременела, мы сразу же поженились. Мне было всего 15, а ему было 23».
После женитьбы муж подался в Москву на заработки, а когда приезжал, лупил Мари. «Он бросал в меня топором. Мог избивать кочергой. Запирал в доме. Ревность? Возможно, но я всегда начеку».
Во время последнего телефонного разговора, говорит Мари, он пригрозил, что когда вернется домой «набьет ей морду и подаст на развод». «Не верит, что малые от него, хотя Леночка его копия. Типа, не собирается воспитывать чужих детей. Хотя он звонит малым, когда напьется, общается, но не помогает им ничем», – рассказывает Мари, показывая фотографии, висящие на стене над диваном. В десяти снимках уместились все теплые воспоминания ее жизни: свадьба, рождение девочек, дни рождения малышек и воскресные походы в пиццерию.
Мечтала стать певицей. У нее даже есть диплом, полученный на конкурсе исполнителей, которого удостоилась, пока жила в интернате. Диплом занял свое почетное место рядом со всеми снимками. Но теперь ее мечта найти другого мужа. Такого, кто обеспечит нормальную жизнь ее детям. «И тогда я забуду об этих похождениях. Если появится такой мужик, я сразу же со всем завязываю», – уверенно утверждает она, пока держит Леночку между ногами и упорно трет ей личико влажными салфетками.
Подыскивает и старшей колготки в куче вещей за диваном, затем с трудом стягивает с нее засаленный свитер и надевает чистый. Леночка лишь немного хнычет, но когда мама начинает расчесывать ей буквально превратившиеся в паклю волосы, та принимается выть:
– Ой, мама! Не надо меня расчесывать!
В свою очередь младшая «расчесывает» Дымку. Кошка стоически переносит процедуру и вырывание шерсти. Знает, что если поцарапает Анну, получит от Мари два поджопника. «Зубы. У нее режутся зубы. Я всю ночь ее укачивала. Только к утру уснула», – обессилено шепчет Мари, смотря невидящим взглядом на Анну.
Ее единственный постоянный источник дохода – пособие на Анну. 640 леев. Мари не обращается за социальной помощью по двум причинам. Во-первых, официально «я еще замужем», а во-вторых, из-за страха, что власти отберут у нее детей.
«Понимаешь? Если они зайдут в этот дом, сразу же лишат меня материнских прав, как было и с моей мамой. Она именно это и сделала – вызвала социальных ассистентов в надежде получить помощь, зато те меня отправили в интернат. Но я не хочу этого для своих малых. Сейчас дети смысл всей моей жизни. Честно, если бы я осталась без них… Все происходящее со мной для меня огромный стресс. Был такой момент, когда я чувствовала, что буквально валюсь с ног, что уже на пределе, что у меня все болит. Но я поняла, что если сдамся, им же сделаю хуже. Поэтому я не сдаюсь. Ради них. Не будь их, я бы давно сдалась».
Она прекрасно понимает, что в свои 19 лет «просто поиздевалась над собственной жизнью». Мари отказалась бы от своего занятия, ведь после каждого раза чувствует себя грязной. Но продолжает брать заказы, поясняет девушка, словно извиняясь, «ради малых, чтобы у них все было, чтобы я им ни в чем не отказывала. Я не хочу, чтобы у них было такое же детство как у меня. Вот эта мысль и движет мной. Я знаю, что выкручусь. Знаю, что справлюсь».
.
Рисунки – Диана Рошкован
Редактор румынской версии – Николае Кушкевич