Полина КупчаАндрей* рассматривает в окно рейсовой «маршрутки» окутавший Бендеры белесый туман, сквозь который несмело пробиваются солнечные лучи. Холод позднего ноябрьского утра не в состоянии прогнать приятную дремоту. Ему остается ехать еще пару минут до конечной, рядом с которой находится Торгово-технологический техникум, где он учится. Парень увлекается IT.
Достает из кармана пять рублей, чтобы расплатиться. Но когда хочет протянуть деньги водителю, замечает двухцветную черно-оранжевую ленточку в форме Z — главный символ российской агрессии против Украины.
Раньше молодому человеку не доводилось видеть в Бендерах такой знак. Недолго думая, достает телефон и начинает снимать. Ему было известно, что Приднестровье занимает нейтралитет по отношению к войне в Украине, понимал, что украинским беженцам будет неприятно видеть букву Z. Знал он и то, что официальный Кишинев запретил по закону подобные символы еще в апреле 2022 года.
Дверь открывается. Практически выйдя из «маршрутки», Андрей с укоризной обращается к водителю на русском:
– Что за мусор у вас тут?
– Чего? – в недоумении переспрашивает водитель. Это плотный мужчина лет 50 с усами и лысой макушкой.
Пытаясь объяснить, что именно вызвало его негодование, юноша кивком головы показывает на букву Z, рядом с которой висит фотография с четкой надписью «Москва».
«Буква Z», – волнуясь, поясняет водитель.
В сердцах водитель ставит «маршрутку» на ручник и выходит за парнем и раздраженно кричит на него:
– Ты чё перегрелся, парень! Какой мусор? Дать тебе в е…к?
– Давай выходи! – развеселившись, подначивает его Андрей, снимая дальше.
– Буква Z [для тебя] говно?
В их перепалку вмешивается женщина. Конфликт быстро уладили. Водитель уж сел за руль и готов возобновить поездку по отведенному маршруту, Андрей же спешит в свой техникум. По дороге отправляет видео своему другу. «Прикинь, какие больные на голову у нас живут», — пишет емуАндрей.
.
***
Андрею 23 года. 16 ноября 2022 года его жизнь превратилась в кошмар. И этому кошмару пока не видно конца.
В тот же день, примерно в 19:00, машина приднестровской милиции, останавливается перед многоэтажкой, в которой жил Андрей. Парень стоял на улице. Курил, его терзали тревожные мысли. Его приятель отправил видео украинскому влогеру, который практичеки сразу же опубликовал отснятое в своем телеграм-канале и сопроводил надписью: «Бендеры, Молдова. Город под контролем так называемой ПМР. Адекватная молодёжь троллит трусливую Z-мразь».
«Я говорю своему другу: „А мне ничего с этого не будет?” „Ну придут, может быть зададут тебе пару вопросов, да ничего такого, знаешь, не будет”. Думал, да ладно, что такого?! Снял видео, спросил, я же не убил, не украл, не ударил никого!», — пытался Андрей успокоить себя.
Милиционеры подошли к нему, попросили прикурить, а один из них, который не спускал с него глаз, обратился к нему:
– Андрюха, здорово! Помнишь меня?
– Нет.
– Нет? Ну сейчас вспомнишь.
«И меня цепляют под руки и утаскивают в машину. Я был в тапках и батнике», — волнуясь, рассказывает Андрей.
Через 20 минут уже был в Тирасполе в кабинете в окружении нескольких милиционеров, наручники с него так и не сняли.
«Откуда ты взялся, фашист? Мы же всех добили в 45-ом году», — сказал ему один.
– Ты ж понимаешь, что мы сейчас бить будем? — сказал другой.
– Засунем дубинку в ж…у и если у тебя это первый раз, ты можешь умереть от разрывов. Ну, ничего страшного, никто о тебе даже и не вспомнит, ты из детдома, никто о тебе больше и не вспомнит, — подключился к разговору третий.
– Выбирай, какие наркотики хочешь, чтобы мы у тебя нашли, – предложил еще один.
Задавали ему и другие вопросы, рассказывает Андрей о случившемся в тот вечер.
– В каком году началась Вторая мировая война?
– В 1939 году. В Польше.
– Ну ты идиот! Лучше бы вместо того, чтобы видео снимать всякие беспонтовые, лучше историю поучил бы. Вторая мировая война началась в 41-ом году.
Из всех угрожающих вопросов Андрей понял, что им о нем известно все: что он сирота, что прожил в детдоме лет шесть, что дома у него жена и ребенок.
Больше всего пугало то, что милиционерам потребовалось всего пару часов, чтобы установить, где он живет, хотя и прописан совсем по другому адресу. А легкость, с которой они все повторяли ему, что подбросят наркотики и изобьют, натолкнула на мысль о том, что их угрозы не пустые слова.
«Если они хотят закрыть тебя и даже у тебя ничего не будет, они скажут, что у тебя было (наркотики —прим. ред.). Я перепугался. Включил дурачка просто. Типа, я не знаю, я случайно, где-то что-то увидел и вот решил повторить. Начал им по ушам ездить», — продолжает Андрей свой печальный рассказ.
Допрос продлился около часу. По словам юноши, дискуссия была не слишком конструктивной для установления того, что именно он снимал в «маршрутке». Они задавали вопрос, а тот старался ответить так, как считал нужным, но они перебивали и опять угрожали.
– Почему ты не за наших (за Россию – прим. ред.)? — в итоге поинтересовался у него один из милиционеров. — Ты же в армии служил… Почему ты так делаешь? Почему ты так поступаешь? Почему ты на стороне фашистов?
«Я сижу, молчу, что я могу им ответить, если я не считаю так, как они считают? Что я могу сказать им, если у меня другое мнение?», — задается парень риторическим вопросом.
Из Тирасполя его привезли обратно в Бендеры, но не домой, а к дому водителя рейсового микроавтобуса. Они сняли на камеру, как Андрей извинялся перед шофером, причем предупредили извиняться «хорошо». Словно попугай, тот пытался повторять свои извинения, чтобы все казалось правдоподобным, как и требовали милиционеры, но водитель материл его и орал, чтобы убирался, так как он не хочет иметь дело с фашистом.
«Видео заканчивается, они меня упаковывают обратно в машину и уже доставляют в бендерскую милицию, в отделение. Закрыли в КПЗ (камеру предварительного заключения — прим. ред.). В загаженном помещении стояла деревяная скамья… Там же пребывали три наркомана и алкоголика.
Спать Андрей не мог. Все думал о жене, которая осталась дома с простуженным ребенком, без денег, и в полном неведении о месте нахождения мужа. Размышлял он и о тюремном сроке, который ему предстояло отбыть, хотя и не понимал зачем. Скорчившись на деревяной скамье, говорил мысленно сам с собой.
– Почему кто-то может взять забрать у меня мою свободу?
– Просто потому что он может… Не потому что я что-то сделал, а потому что он может вот это сделать. Вот ответ!
.
***
Павел Казаку, работающий адвокатом в Promo-LEX — кишиневской неправительственной организации, которая ратует за развитие демократии, в том числе в приднестровском регионе, считает видео, снятое Андреем в ноябре 2022 года, безобидным.
«Это небольшой инцидент, частный разговор двух людей. Ты говоришь, что думаешь, высказываешь свое мнение. Дело не только в свободе слова. Ты высказываешь свою позицию насчет определенной ситуации. С точки зрения прав человека здесь нет никакого нарушения. […] Пока мы не имеем дело с классическим оскорблением, силовым структурам не стоит вмешиваться», — уверен Павел Казаку.
Вместе с тем, Андрея не только незаконно задержали так называемые органы правопорядка из левобережья. На следующий день он предстал перед судом, где «решением Бендерского суда» его приговорили к четырем суткам административного ареста за мелкое хулиганство.
«Все, что делал водитель, бросался на меня с кулаками, материл меня и так далее, они все это перевернули и сказали, что я набросился на водителя с претензиями и я зачинщик конфликта всего», — поясняет Андрей.
На третьи сутки админареста парня доставили из изолятора бендерской милиции в так называемое «министерство государственной безопасности». Там в течение целого дня его допрашивали на предмет сотрудничества с какими-то структурами из Украины, а в итоге заставили подписать бумагу — «сам добровольно отдаю всю свою оргтехнику, все компьютеры, телефоны на проверку, может быть, у меня что-то есть на компьютере».
Затем его доставили домой и в присутствии супруги произвели обыск в квартире. Чтобы не сильно пугать жену и ребенка, Андрей попросил снять ему наручники. «Ну ладно, говорят. Снимают наручники и показывают мне пистолет, говорят: „Давай только без глупостей, мы вооружены”. Как в фильмах!».
Забрали и компьютер, а ноутбуки, и мобильники. Юноша отмечает, что видео с буквой Z в «маршрутке» он удалил их телефона в тот же день, когда снял, после того, как приятель сообщил ему, что украинский влогер опубликовал ролик. «Тогда я взял и удалил все в общем. На телефоне уже ничего не было. Оставались у меня проукраинские группы на телефоне, с которых я смотрел новости. Ну и все. Больше ничего такого».
Пока у него забирали технику, Андрей объясняли им, что его единственный источник дохода связан с компьютером, и попросил оставить хоть что-то, на чем сможет работать, когда выйдет из изолятора. «У меня ребенок болеет, которому нужны лекарства, у меня нет денег, потому что я не работаю», — пытался он убедить их. «Ничего страшного, потерпит несколько дней», — бросил ему кто-то из эмгэбэшников.
Супруга Андрея в полном шоке смотрела на происходящее. Она не понимала, что происходит. «Было так страшно…», — вспоминает она. «Я не могла говорить с ними, они мне не отвечали, зачем они это делают, и за что закрыли Андрея», — рассказывает она, а голос у нее дрожит. Улыбка, которую она пытается выдавить из себя, кажется еще более вымученной.
«Как можно разговаривать с теми, кто при оружии, кто при власти?», — добавляет ее супруг. «С ними есть смысл о чем-то говорить? Ну, может быть, у вас тут по-другому, тут, в Кишиневе, что с полицией можно поспорить. У нас ты ему говоришь левое слово, он говорит: „Ах, ты со мной споришь? Иди на сутки сиди в тюрьме! Сиди в КПЗ!” У нас кто-то попробуй сделать лишний шаг, тебя закрывают, штрафуют, к тебе приезжают домой и у тебя полностью забирают все», — утверждает молодой человек.
Проведя в изоляторе и четвертый день, Андрей думал, что все закончилось и его оставят в покое. «Больше меня не трогали, больше ко мне никто не приходил. Технику мне вернули только через две недели».
Однако каток репрессий только начинал набирать обороты. Его не только затаскали по кабинетам милиционеров и эмгэбэшников, по судам и изоляторам. Видео, снятое им в то злополучное ноябрьское утро, выложили и в некоторых приднестровских пабликах.
«А полиция выложила мою фотографию на странице в Инстаграме «Черно-белый лист ПМР» со всеми моими данным: Андрей…, родившийся XX.XX.XXXX, сделал то-то и то-то. В комментариях написали, какой я плохой, что надо меня избить… мы тебя, короче, поймаем и изобьем и так далее… Я прекрасно понимаю, что Приднестровье маленькое и все друг друга знают, и в целом, если есть такие же промытые как у нас мусора, которые меня ни за что держали, в целом все возможно, что меня придут и где-то возле дома изобьют еще», — объясняет наш собеседник свои тогдашние страхи.
Случившееся с Андреем типично для приднестровского региона, утверждает адвокат Ассоциации Promo-LEX Павел Казаку. «Все, кто высказывается публично и критикует все, что связано с регионом, подвергаются гонениям и запугиванию. И, что самое худшее, их бросают в тюрьму. Речь идет о серьезных случаях, как тот, который произошло с Андреем», — поясняет он.
По словам адвоката, с точки зрения законодательства Республики Молдова, незаконным было все: задержание, приговор, незаконное лишение свободы в течение четырех суток и содержание в бесчеловечных условиях. «Четыре момента, которые следует расценивать вкупе», — подчеркивает Павел Казаку.
.
***
Родился Андрей в Кишиневе. В столице же прожил до 10 лет, затем родители решили перебраться в левобережье. «Отец и мать просто-напросто пропили свою жизнь. Хотя у матери высшее образование — она экономист — она просто сидела дома и ждала, пока отец придет с работы и принесет денег и выпивку. В Кишиневе они уже начинают не вытягивать, поэтому продают квартиру, перебираются в Приднестровье и там оба в скором времени умирают из-за слабого здоровья, а я попадаю в детский дом в Бендеры», — вкратце рассказывает парень о своей жизни, глядя в пол.
В 2016 году выходит из детского дома и идет учиться в колледж. Через три года его забирают в приднестровскую армию и в течение года он «копал траншеи, рвал траву и отстрелял шесть патронов».
После демобилизации возвращается в Бендеры и идет учиться в другой колледж. На этот раз выбирает специальности IT-профиля. Встречает будущую жену, молодые люди женятся, а через несколько месяцев до начала первого курса на свет появляется ребенок.
Молодые снимают квартиру на улице, названной в честь Павлика Морозова — «самого известного советского пионера». Учебу Андрей совмещает с работой в сфере IT. Работа позволяет ему содержать семью и оплачивать на год вперед съемное жилье. Увы, там они смогли прожить спокойно лишь пару месяцев.
На следующий день после освобождения из изолятора бендерской милиции Андрею позвонили из молдавской полиции, здание которой находится прямо через дорогу от сепаратистских правоохранителей. Звонящий пригласил зайти к ним. Вначале парень обрадовался этому звонку.
«Видео набрало якобы ажиотаж и они хотели узнать, что со мной произошло дальше. Решили поинтересоваться, как у меня дела. У них была распечатка с решением суда, они видели видео. Две противоположности. Они смотрят это видео и видят одно, что, типа, я защищаюсь, и он на меня прет с кулаками, а на бумаге написано совершенно обратное, что я иду на водителя, мол, иди сюда, я тебе сейчас п…ы дам за Z. Предлагают мне написать заявление».
Но дело в том, что в июне 2022 года Тирасполь дополнил так называемый уголовный кодекс двумя статьями (280-1 и 302), которые предусматривают до 8 лет тюремного заключения за «подачу в правоохранительные органы иностранных государств (в том числе Республики Молдова — прим. ред.) обращений или жалоб на действия и решения должностных лиц органов государственной власти и управления» региона. Андрею это отлично известно, так как тема широко освещалась в местных СМИ. Сидя лицом к лицу с молдавскими полицейскими, парень думает: если за безобидное видео ему столько досталось за последние дни, то если он сделает заявление, ему наверняка светят все восемь лет тюрьмы.
«Они (молдавские полицейские — прим. ред.,) прекрасно знают, как работает приднестровская милиция. Они знают, что людей похищают, бьют и убивают. Я это им объясняю, а они говорят мне: „Ты нормальный пацан, ты все правильно сделал. Побольше бы таких как ты, мы бы давно были бы едины с Приднестровьем. Да ты не переживай”. Я говорю им предоставить помощь мне и моей семье. Я чувствую себя в не безопасности, мне психолог нужен. Я ни есть, ни спать не могу. Они сказали, посмотрят, что могут сделать, а также посоветовали: „Смотри, лишний раз не выходи из дому, нигде не светись». По сути, только больше напугали».
Помогли они ему только одним — оформить молдавский паспорт. В остальном «никто ничего мне не сказал, никто ничего мне не сообщил», — намекает Андрей на правоохранительные органы Республики Молдова. И тем не менее, 20 декабря, то есть спустя месяц после задержания Андрея, Прокуратура мун. Бендеры начало уголовное преследование по факту «похищения двумя или более лицами», которое наказывается лишением свободы на срок от 6 до 10 лет.
«В ходе уголовного преследования выяснилось, что 16.11.2022 Андрея похитили во дворе дома, затем поместили во временный изолятор так называемого Управления внутренних дел, где до 20.11.2022 он был незаконно лишен свободы лицами, неустановленными в настоящее время органом уголовного преследования», — говорится в официальном ответе ведомства.
Однако как правило, подобные дела на стол к судьям так и не попадают и, соответственно, жертвы не добиваются торжества справедливости. Подтверждают этот факт и статистические данные, и представители Ассоциации Promo-LEX. «Есть случаи, когда они не устанавливают, кто совершил преступление, и приостанавливают все. Есть и случаи, когда им удается установить автора преступления, но опять же приостанавливают все, так как лицо уклоняется от уголовного преследования. А дальше они не могут передавать дело в суд», — поясняет Павел Казаку.
«Разочарование в том, что у наших уже есть власть, но ничего не делается», — продолжает Казаку. Власть, о которой говорит юрист, касается прошлогодних законодательных изменений, «которые регламентируют условия относительно разрешения завершения уголовного преследования в отсутствие обвиняемого».
В качестве примера он приводит случай с Андреем и отмечает, что на самом деле это счастливый случай, так как существует решение конкретного судьи — Д. И. Соколова, на основании которого юношу лишили свободы на четыре сутки.
«Согласно Уголовному кодексу Республики Молдова, это преступление — ст. 166. Незаконное лишение свободы. По крайней мере, они могут пригласить судью по уголовному преследованию, чтобы тот дал объяснения. Тот не придет, это очевидно. […] Хотя мы не признаем это судебное решение, мы не можем его игнорировать. Наши нередко не пытались больше сделать, чтобы случайно не раскачать лодку.
Но при таких серьезных обстоятельствах, когда человека пытают, и у тебя есть доказательства, не завершить дело и не направить его в суд, то это камень к огород полиции-прокуратуры Республики Молдова. Теперь у тебя все рычаги, чтобы отправить дело в суд, чтобы оно закончилось вынесением приговора», — считает Казаку.
Согласно национальным и международным отчетам, в тюрьмах приднестровского региона содержатся около 2000 человек, многие из них вначале были в положении Андрея. «Как мы защищаем жертв от произвола, если авторов произвола не наказывают, а жертв не восстанавливают в правах?», — задается Казаку риторическим вопросом. «Мы создаем безнаказанность».
***
Пообщавшись с молдавскими полицейскими, Андрей не выходил из дома месяц. Получив паспорт, уехал на полтора месяца на заработки в Чехию. Был мойщиком на колбасном заводе в небольшом селе в пригороде Брно на юго-востоке страны. «Мне и деньги нужны были, но я и боялся. Я был сам по себе», — объясняет юноша свое решение выехать за границу.
Все это время его жена оставалась дома, а когда в начале февраля 2023 года Андрей вернулся в Молдову, отправиться обратно в Бендеры он не решился. «Если тобой заинтересовалась Госбезопасность, то у тебя проблемы навсегда. Значит, постоянно будешь под надзором».
Снял квартиру в Кишиневе, перевез сюда семью и начал искать работу. Однако то, что он находил по объявлениям в «Маклере» и подходило ему, далеко не соответствовало потребностям молодой семьи. Ему предлагали зарплату от 6 до 8 тысяч леев, но этих денег почти ни на что не хватает. К такому печальному выводу парень пришел довольно быстро.
Съемное жилье — 200 евро, «коммуналка» — 200 евро, а деньги на еду, подгузники и другие потребности откуда взять? Таким вопросом задавался Андрей. В конце месяца он понял, что заработанных в Чехии денег почти не осталось, работы не было, а в оплаченной на год вперед квартире в Бендерах они не жили. «Эти деньги (8 тыс. леев — прим. ред.) — отличная зарплата в Приднестровье. В Бендерах мы платили 800 приднестровских рублей за съемную квартиру, а за «коммуналку» — рублей 300. То есть не более 70 евро», — делится Андрей нехитрой математикой.
Пока пытался найти какой-то выход из сложившейся ситуации, студент написал и несколько электронных писем официальным лицам в Кишиневе. Правда, не был совсем уверен, что написал именно кому следует, поэтому однажды утром отправился прямиком в парламент. «Объясняю охраннику мое положение. Он вызывает на помощь депутата… Тот мужчина проявил интерес. Такой молодец! Начал звонить, спрашивать, что можно сделать, как мне помочь. По итогу сошлись на том, что в молдавском законодательстве ничего такого нет насчет помощи людям из Приднестровья в таких случаях. Надо было отправлять запросы и ждать. А у меня было всего пару дней до того, как истекал срок аренды квартиры [которую мы снимали в Кишиневе]. Времени ждать у меня просто не было».
Парня направили в Ассоциацию Promo-LEX. Павел Казаку признает, что тогда Андрей не был очень настойчивым, но и он не сильно упрашивал его. Объяснил, чем может помочь, сказал, куда обращаться, предупредил, что все это будет длиться. Но самое главное то, что Молдова не обеспечивает поддержки людям, которые бегут от притеснений сепаратистов.
«Увы, на этот счет у нас нет законодательства», — предупреждает Казаку. «Мы говорим об этом, лишь когда происходят подобные случаи. Целесообразным же представляется закон о внутренне перемещенных лицах. Я понимаю, что в скором времени ожидать его не приходится, что государство сошлется на то, что таких людей не очень много, или на то, что нет денег, либо на другие причины. Вместе с тем подобный закон сможет решить множество проблем».
В отчаянии, не имея практически никакой надежды и почти без денег, Андрей принимает решение вернуться в Бендеры. Он отлично понимал, чем рискует, но и оставаться на улице с женой и ребенком тоже не мог. «А что я мог сделать? Там хотя квартира была оплачена наперед», — объясняет он сейчас свое тогдашнее решение.
Дело было в середине марта. Проходит так называемую таможню. Никто ничего не говорит ему. Никто не трогает его.
На следующий день раздается стук в дверь. От этого звука у Андрея перехватывает дыхание. Открывает. Участковый протягивает ему повестку. Парня вновь вызывают в суд. На календаре было 16 марта 2023 года. «Когда меня первый раз закрыли, отвели сдавать анализ, и сейчас, когда я приехал, они якобы нашли коноплю. Наручники надели и повезли в трибунал. Трое суток дали за употребление наркотиков. Я все подписал, согласился со всем, лишь бы отстали. Держали в том же изоляторе милиции с алкоголиками и наркоманами, только условия были еще хуже», — горько улыбаясь, говорит он.
Опять провели обыск в квартире, опять забрали всю технику для проверки, но так и не вернули. Супругу же запугали тем, что у нее и российское гражданство. Якобы «есть закон, что даже если я не нахожусь в России, но говорю о ней плохо, все равно могут закрыть за это. И за то, что я его не останавливаю [мужа], то, что он высказывается, тоже статья», — рассказывает молодая женщина.
Андрей опускает голову. Сглатывает. Он расстроенный, уставший, злой и в полном отчаянии. «Я думал, в России только такое может быть, что возьмут и просто ни за что посадят. У нас убить человека гораздо проще, чем сказать, что буква Z это г…о. Ты намного больше встрянешь. За убийство человека семь лет дают. А если скажешь буква Z и выложишь видео в интернет, условно у тебя то же самое будет».
После проведенных в изоляторе трех суток следователь сообщает, что против него возбудили уголовное дело за реабилитацию нацизма. Доставляет его в кабинет, где Андрею вручают повестку о необходимости явиться на следующий день, то есть 20 марта, в 10:00, в «следственный комитет» в Бендеры. «Для дополнительного допроса». Кроме того, ему вручили и подписку о невыезде.
«Думал, уже хуже быть не может… Это все та же история про «маршрутку». Там они мне показывают бумагу, где проводилась следственная экспертиза, разбор моих слов на видео. Что я говорю водителю: „Что за мусор у тебя тут висит?” Они делают фонетический разбор слова, что значит слово мусор и что я подразумевал под этим, и потом, типа, я имел в виду букву Z, но так как буква Z была сделана из Георгиевской ленты, значит, я реабилитирую нацизм, хотя в видео в словах и нигде не упоминаю Георгиевскую ленту, а только букву Z».
Согласился со всем, что ему вменяли. Подписал все бумаги, которые ему подсунули. «Там людей ни за что сажают. Бороться за правду? Какой смысл, если там тебя не слышат? Там никто тебе не поможет…», — говорит Андрей. «Я не интересовался вообще приднестровской политикой. Она мне была неинтересна. Я прекрасно понимал, что люди просто отхапали кусок территории и начинают прикалываться на ней просто. Шутить шутки просто. Делать вид якобы мы тут, короче, мы тут политикой занимаемся».
Спустя два часа Андрея и его семье и след простыл в Приднестровье. Одолжил денег у знакомых и заплатил водителю, который на машине отвез их в Кишинев, минуя приднестровские КПП. Переночевали в той же квартире, которую снимали в феврале. На это ушли последние одолженные деньги.
.
***
На следующий день, в понедельник, 20 марта 2023 года, Павел Казаку был в рабочем кабинете, когда коллега спросила у него, ждет ли он посетителей. Юрист ответил, что у него вроде ничего не запланировано. У дверей организации на холоде стояли Андрей с женой, ребенком и парой сумок. Они не знали, куда идти, не знали, что делать дальше. Перепуганные и уставшие они ухватились за свою последнюю соломинку — молодого адвоката из Ассоциации Promo-LEX.
Павел Казаку остолбенел. Они в ассоциации неоднократно помогали людям из левобережья, но по юридическим аспектам. А сейчас перед ними стояли трое человек, которым надо было не просто составить жалобы и обращения в Прокуратуру, Народному адвокату, Народному адвокату по права ребенка, Бюро политик по реинтеграции или Министерство труда и соцзащиты. Впрочем, эти бумаги они в тот же день таки отправили в указанные инстанции.
«А будь этот зал [конференц-зал] занят, что надо было делать с ими дальше? Не выгонять же на улицу!», — возмущенно говорит Павел.
Представители Ассоциации Promo-LEX сделали пару звонков и вечером семью Андрея определили на две недели в один из кишиневских центров размещения. Он предназначен для социально уязвимых семей и принадлежит не государству, а Миссии Diaconia — социальной структуре Бессарабской митрополии.
«В нормальном государстве, которое функционирует, направляешь этот случай государству, а не неправительственным организациям…», — негодующие слова Павла Казаку громко раздаются в конференц-зале Ассоциации Promo-LEX. Именно в этом помещении три члена бендерской семьи провели 20 марта весь день.
И раз такие «побеги» случаются, а сколько будет существовать приднестровский регион, они будут случаться, возникает другой резонный вопрос, отмечает Павел Казаку: «Какую помощь предоставляют этим гражданам и какие рычаги существуют, чтобы вмешаться и защитить их?».
Бюро политик по реинтеграции (БПР) при Государственной канцелярии правительства — учреждение, которое имеет наибольшее отношение к приднестровскому региону, ответило на обращение Ассоциации Promo-LEX, в котором сообщалось о случае Андрея и его семьи, на пятый день.
«С ноября 2022 года проблемы, с которыми сталкивается А., постоянно находятся в центре внимания национальных профильных властей», –уверяли представители Бюро. Также они отмечали, что сообщили «в приоритетном порядке» целому ряду учреждений с «просьбой рассмотреть существующие возможности для оказания поддержки семье».
Обращения были направлены в частности Министерству труда и социальной защиты, которое приняло его к сведению. Правда, у ведомства ушло девять дней на то, чтобы отправить официальный ответ на две страницы, в котором написано, что «гр. XXX с семьей не соответствуют критериям» для размещения в одном из 14 центров, подведомственных учреждению. Также семья «не соответствует критериям» для размещения во временных центрах для беженцев, «так как указанные центры предоставляют услуги размещения строго перемещенным из Украины лицам». Зато ведомство рекомендует обратиться в другие государственные структуры.
«Я прошу помощи у своего правительства и правительство говорит, что они не придумали законы. Давай ты как-нибудь сам. Попробуйте сделать то, попробуйте сделать это», — с горечью говорит Андрей. «Явный бред! Бюрократический ответ ради того, чтобы он был. Не несет никакой смысловой нагрузки. Мы не признаем Приднестровье. Но они и меня не признают в качестве гражданина».
.
Сидя на диванчике в дневном зале Центра размещения Миссии Diaconia, Андрей смотрит в окно, разглядывая мчащиеся туда-сюда машины. Напротив припаркован автомобиль с приднестровскими регистрационными номерами. Супруга Андрея признается, что присутствие этой машины ее изрядно пугает.
Две недели, которые им разрешили здесь пожить, заканчиваются. Андрей в полном отчаянии. Не знает, куда податься. «Правительство никак не реагирует. Уже сколько времени у них находится информация о том, что есть такой человек? В Кишиневе можно высказываться, можно критиковать власть, но от этого лучше становится? Свобода слова! Критикуйте! А толк то какой? Типа, мы еще не придумали закон. Мы не знаем, что делать. Ну так и я не знаю, что не делать. Мне ехать в тюрьму садиться? Сидеть ни за что?!».
В какой-то момент вмешались власти. «По итогам запроса, поступившего от Ассоциации Promo-LEX с просьбой вмешаться и помочь с временным проживанием семьи XXX, вице-премьер по реинтеграции Олег Серебрян обсудил этот случай с Митрополитом Бессарабским Петру», — пишет в своем ответе ведомство. Правда, когда состоялась дискуссия представители бюро не сообщили, хотя мы и спросили об этом прямо.
После того, как Миссия Diaconia согласилась продлить пребывание Андрея и его семьи, мы посетили его еще пару раз, и каждый раз молодой человек был в подавленном состоянии. Парень боялся, что они окажутся на улице. «Я не могу спать по ночам», — жаловался он. На властей перестал надеяться. Достаточно быстро понял, что правительство Молдовы ему не поможет, ведь такого закона нет, поэтому, по сути, он сам по себе.
Пока находился в центре, парень поддерживал связь с Николае Афанасом — служащим БПР, который занимался его делом. «Дело в том, что на данный момент у нас для вас нет никаких предложений», — честно сказал ему Афанас во время их последнего разговора. Чиновник не преминул пояснить, что Бюро занимается политиками в области реинтеграции и имеет лишь косвенное отношение к аспектам социальной политики. Именно поэтому бюро и проинформировало об их случае специализированные учреждения. «Увы, поступившие ответы не содержали никаких элементов решения проблемы», — подытожил тогда Афанас.
«Вместе с тем, внутренне перемещенные лица отличаются специфическими потребностями и уязвимостями в плане защиты и помощи, которые, как правило, национальное законодательство не урегулирует, поскольку оно не приспособлено к особенностям и вызовам, связанным с внутренним перемещением», — таким образом авторы исследования объясняют, почему правительствам надлежит разработать специфические правовые рамки, регулирующие данный аспект.
На отсутствие правовых рамок насчет защиты людей, покидающих приднестровский регион из-за грубого нарушения прав человека, еще в 2020 году указывали и депутаты ныне правящей Партии «Действие и солидарность».
«К сожалению, приходится констатировать, что на данный момент не существует законодательства и ясных процедур для обеспечения и гарантирования прав внутренне перемещенных лиц, а последние не пользуются защитой в соответствии с нормами международных инструментов», — заявляла депутат Дойна Герман. «Следовательно, мы намереваемся выдвинуть законодательную инициативу, которая будет продвигать жизнеспособные механизмы, призванные предупредить подобные проблемы».
Увы на ее профиле на сайте парламента мы так и не обнаружили законопроекта, имеющего отношение к предложению, высказанному три года тому назад. Мы попытались обсудить с ней данный вопрос, но депутат не ответила ни на наши звонки, ни на отправленное сообщение. Тогда мы обратились к Оазу Нантою — эксперту по приднестровской тематике и одному из однопартийцев Дойны Герман, которые были рядом с ней в 2020 году, когда прозвучало объявление о будущей законодательной инициативе».
«Нет никакого проекта закона по защите граждан Республики Молдова из левобережья, ищущих приют и убежище на правом берегу Днестра», — подтвердил Оазу Нантой.
По его словам, «после всех событий и российской агрессии 1992 года около 25 тыс. человек были перемещены внутри страны» и «все сменившиеся у власти силы игнорировали данную проблему».
По словам Нантоя, «единственное решение, которые позволит решить одним махом все проблемы, — восстановление территориальной целостности Республики Молдова, причем безоговорочно и в соответствии с Конституцией».
До того времени, даже без такого закона, полагает Павел Казаку, должны хотя бы существовать какие-то протоколы, регламенты, позволяющие властям оперативно вмешиваться, чтобы человек, который приходит просить о помощи, не оказывался на улице.
«Государству следует признать наличие проблемы и вмешаться. Что делать с этим человеком? Мы не могли держать его у нас. Хорошо, что были мы и мы написали заявления, в том числе в Национальное агентство занятости населения, но пока поступят ответы, на это уходит время, а он не может ждать», — отмечает Казаку.
Однако случаи, подобные произошедшему с Андреем, еще будут, уверен Павел Казаку, поэтому «нам не хочется, чтобы данный случай превратился в обыденность, в правило. Нам очень хочется, чтобы власти способствовали этому процессу. Где можем, и мы вносим свою лепту. Ребята из Миссии Diaconia молодцы, но и у них есть свои пределы».
«На будущее», — полагает он, «властям следует знать, что они должны делать, а жертвы должны получать конкретную, а не абстрактную помощь: не обещания, не рекомендации, не советы. Власти не должны построить человеку дом или дать гуманитарную помощь через пять лет, они должны обеспечить ему простые возможности, равные с возможностями других граждан, предоставлять поддержку, чтобы он мог стать на ноги. Разумеется, следует учитывать при этом и контекст. А контекст таков, что из-за преследований и запугивания в Приднестровье человеку нужна помощь».
2022 году Республика Молдова прошла третий цикл Универсального периодического обзора. По его итогам официальный Кишинев получил от государств ООН 209 рекомендаций по урегулированию важнейших системных проблем в области прав человека.
Шесть рекомендаций касаются и положения прав человека в приднестровском регионе, в том числе: оказания поддержки и систематического содействия жертвам нарушения прав человека в приднестровском регионе.
***
Сегодня Страстная пятница. Идет четвертая неделя пребывания семьи в Центре размещения Миссии Diaconia. Андрею надо добраться на ул. Заводская в столице. Накануне побывал на собеседовании для трудоустройства грузчиком на склад магазина электробытовых приборов и собирается поехать туда, посмотреть условия работы.
«От Национального агентства занятости населения я получил три предложения. Еще предлагали работу на стройке и поваром», — рассказывает парень.
Скучает по своей работе у компьютера. «Я столько учился и потом меня закрыли. И я сбежал сюда. Меня уже отчислили. Как я уже говорил, с ноября не выходил из дому. На учебу не ходил. У меня были экзамены… Эх, а ведь оставалось проучиться еще два года», — вздыхает он.
Но готов согласиться и на это предложение, лишь бы содержать семью. «Мне сказали, что смогу зарабатывать больше 10 тысяч». При этом радости никакой не испытывает, ведь свет в конце тоннеля он еще не видит. Представители Миссии Diaconia разрешили ему оставаться в центре до 25 апреля. «То есть крыша над головой будет еще неделю», — вздыхает молодой человек, наблюдая за бесконечными пробками в районе Северного автовокзала.
В Бендеры в любом случае не может вернуться. «Они были несколько раз у родителей жены, искали меня. Все спрашивают обо мне». «Я устал», — признается он, стоя перед складом, куда, возможно, устроится работать. «Не питаю я надежды ни на счет места работы, которое они мне нашли».
Иллюстрации – Дарьи Русу
Андрей* – имя изменено из соображений безопасности