Молдаванка из Одессы: «Мы — река, а Зеленский — кораблик»

В 70 км от Острова Змеиный, который российская армия в течение последних недель активно укрепляет, молдавско-украинская семья приспосабливается к реалиям страны, вовлеченной в широкомасштабную войну. Они уверены, что «если [президент Владимир] Зеленский захотел бы капитулировать в первый же день, то украинцы ему бы не позволили».

На кухне семьи Боднарей в городе Татарбунары Одесской области красногрудый зеленый попугай Лима с раннего утра громко щебечет, требуя внимания к себе. Хозяйка дома Татьяна заваривает чай, словно не замечая суету в клетке. Ночью примерно в четыре часа ее разбудили сирены. «Опять суки кого-то бомбят. Когда же у них, наконец, закончатся ракеты?», — выругалась она, даже не шелохнувшись. Осталась в своей постели и где-то через полчаса вновь заснула.

В первые недели после вторжения России в Украину, услышав пронзительный вой сирен будь то днем, или глубокой ночью, хватала сумку с документами и предметами первой необходимости, и вместе с мужем и двумя детьми мчалась в подвал расположенного неподалеку предприятия, где обустроили бомбоубежище. «Эти подвалы не построены для того, чтобы служить укрытием. Если в них попадет ракета, можно и погибнуть среди обломков».

Сейчас спустя четыре месяца она уже реагирует спокойнее. Увидела, что «здесь еще не начались бои», пришла к выводу, что «никому мы не нужны», поэтому семья стала прятаться в коридоре дома. Однако официально угроза высадки российского десанта в этих краях еще рассматривается, не сбрасывают со счетов ни проникновение диверсионно-разведывательных групп через устье Дуная.

44-летняя Татьяна — высокая черноволосая женщина. Она относится к числу нескольких тысяч молдаван, проживающих в Татарбунарском районе, согласно последней переписи, проведенной властями соседней страны 20 с лишним лет тому назад. Впрочем, молдаванкой Татьяна значится только официально. «Я украинка. У меня только украинское гражданство», — объясняет наша героиня.

Кстати говоря, молдаване — четвертая по численности национальная группа Одесской области. Обосновались они в основном в Буджаке и составляют почти половину общего числа молдаван, проживающих в Украине.

Женщина полагает, что их регион не «привлекает» русских, поэтому там еще не бомбили, однако при этом перечисляет и несколько стратегических пунктов, из-за которых им может достаться с лихвой: «чтобы разрушить единственную национальную магистраль, связывающую Одессу с Европой и проходящую здесь, через Татарбунары, и, тем самым прервать экспорт зерновых из Одесских портов в Румынию и дальше».

Татьяна имеет в виду трассу M15, которая является частью европейского маршрута E87. Так, M15 начинается из Одессы и тянется до Турции, пролегая через юго-восток Молдовы, Румынию и Болгарию. Важность этой трассы выросла, в частности, после того, как мост через Днестровский лиман в Затоке — единственное прямое наземное соединение с остальной частью страны — неоднократно подвергался ракетным обстрелам и его эксплуатация теперь стала невозможной.

На кухне появляется и муж Татьяны — Виталий, а затем и дочь Лиза. К обеду девушке надо попасть в центр города на торжество по случаю окончания 11-го класса. После вручения дипломов 28 выпускников решили отметить это событие в заведении, расположенном на окраине города.

«Не могу праздновать, когда думаю, что кто-то погибает или прячется вместе с семьей в подвале. Я считаю, что сейчас не время для этого», — молвит Татьяна серьезным голосом и каменным лицом.

Но Лиза ее как будто и не слышит, зато напоминает матери, что идет в парикмахерскую. Татьяна дает ей 200 гривен (около 130 леев — прим. ред.) и смотрит на нее долгим взглядом. Переживает за дочь. «Во время пандемии приходилось учиться в режиме онлайн, а с февраля опять перешли на онлайн и учеба была не очень серьезная. Да она и не могла толком сосредоточиться на занятиях. Как же справится на вступительных экзаменах в университет?».

Стоящие на столе часы упорно тикают. Показывают 9.00. В это время в Украине каждый день проходит минута молчания в память по погибшим в войне. «Не знаю, все ли ее хранят», — вздыхает женщина, соединив руки под подбородком и закрыв глаза.

***

Татарбунары — спокойный городок, расположенный недалеко от лимана Сасык. Это в 140 км от портового города Одесса и примерно в 70 км от ставшего уже известным Острова Змеиный. В городе работает несколько мясоперерабатывающих заводов, несколько хлебзаводов, да рынок, куда приезжают люди аж из Килии.

А южнее в сторону Одессы начинаются манящие песчаные пляжи, на которые летом спешат приехать украинцы и, особенно, молдаване. «Потому что здесь хорошо и дешево». Однако «в нынешнем году все пустое и безжизненное», — описывает Татьяна положение вещей. Дело в том, что пляжи заминировали еще весной, когда угроза высадки российского десанта казалась весьма и весьма вероятной.

Вот уже четыре месяца как и сам городок стал невидимкой. Как только стемнеет, в Татарбунарах царит бездна — тьма такая кромешная, что ничего не разглядеть. На улице не горит ни одна лампочка. «Чтобы не привлекать внимание и сбить диверсантов с толку». В помещениях, где без освещения все же не обойтись, например, в магазинах, в целях светомаскировки окна закрывают картоном. То же самое относится и к жилью – окна закрывают фольгой, а лампы переносят на пол. Только кое-где, быть может, проникнет слабенький лучик света.

Попал под запрет и алкоголь. «Отпускают спиртное только до 15.00».

Блокпосты, накрытые маскировочной сеткой, установили на въезде и выезде из города. Здесь останавливают машины, проверяют паспорта и буравят острым взглядом, задавая разные вопросы: «Куда направляешься?», «Что у тебя в багажнике?», «Украинец?». Патрулируют они и в самом городе, подозрительно заглядывая во все углы.

Баннеры с обращениями, адресованными русским солдатам заполонили город: «Вместо цветов тебя ждут пули. Возвращайся домой» или «Не убивай жизни ради Путина. Возвращайся домой с чистой совестью». «За два дня мы собрались и установили их. Они придают нам силы и мужества двигаться дальше», — поясняет Татьяна.

АЗС пустуют. Если и привозят горючее, оно тут же заканчивается. Кстати говоря, отпускают горючее нормированно: по 20 литров на машину. Когда мы приехали в Татарбунары, отправились на АЗС на окраине города заправиться, но там ничего не было. «Возможно, завтра привезут», — с надеждой в голосе говорит Виталий — Татьянин муж.

С 23.00 до 5.00 никто не имеет право выходить на улицу. «Как только вышел, сразу штрафуют или отправляют на фронт», — предупреждает Татьяна, пока моет чашки и их расставляет вверх дном на сушке рядом с мойкой. Затем отправляется в ванную и немного прихорашивается для церемонии вручения дипломов: укладывает волосы, припудривает лицо, натягивает бордовое платье. Затем садится на диван в зале, дожидаясь дочь, которая тем временем уже вернулась из парикмахерской.

***

С 24 февраля, когда Россия вторглась в Украину, жизнь этой татарбунарской семьи, впрочем, как и жизни всех украинских граждан, а это 41 млн человек, круто изменилась.

В пять утра Татьяну разбудил раздавшийся звонок телефона. Звонила ее сослуживица, у которой муж военный:

«Татьяна, началась война!»

«Это так страшно…», — вспоминает женщина те события, а на глаза у нее наворачиваются слезы. «Это очень страшно. Говорили, что будет, но так ничего и не происходило. Мы уже стали шутить: началась бы поскорее, чтобы успеть высадить картошку. Думали, что нас запугивают, что на самом деле ничего серьезного».

Татьяна работает директором центра социального обслуживания и вспоминает, что первым делом спросила свою сослуживицу: «Как быть с сиротами, со стариками из приюта? Как им помочь?». У меня и в мыслях не было собрать вещи и покинуть Украину».

Лиза проснулась от того, что родители шумели — «мама говорила со своей сослуживицей, а отец разговаривал со своим братом». Девушка услышала, как они в отчаянии дрожащим голосом спрашивали: «Что делать дальше?».

«Я поняла, что происходит что-то ужасное. Мама повернулась ко мне, посмотрела долгим взглядом и прямо сказала»:

«Лиза, началась война!»

Знаете, что я сделала? У меня была такая странная реакция… Я проспала два дня. Просыпалась только сходить в туалет и сразу же возвращалась в постель».

Виталий говорил по телефону со своим братом из Одессы. В этом же городе учится и их сын Илья. «Мы договорились, чтобы они сразу же выезжали к нам вместе с Ильей».

Илья — начинающий программист. Накануне проработал допоздна, поэтому когда мать позвонила и приказала собрать вещи и приехать в Татарбунары вместе с дядей, он спал, что называется, без задних ног. Спросонок никак не мог понять, что хочет от него мать. А через пару секунд парень услышал:

«Илья, война началась»

«Меня прошиб холодный пот. Думал, не доживу до завтра, ведь в Одессе уже все грохотало», — вспоминает юноша.

От страха Татьяну буквально парализовало. Женщина не знала, на каком она свете и что надо делать. Думала, на следующий день российские танки уже будут в Татарбунарах. «Я не понимала, на какой скорости наступают русские, есть ли у наших чем защищаться. Было настоящее сумасшествие. Думала, скоро нас накроет ракетными ударами».

Царил хаос.

Школы и детские сады перешли на онлайн-режим. Многие службы, которые едва открылись после пандемии Covid-19, опять приостановили свою работу. «Нотариальные услуги еще под запретом. В первые дни работали только пожарные, банки, больницы, коммунальные службы и магазины».

У автозаправочных станций стояли многокилометровые очереди, а лимит на горючее был 10 л. В магазинах после обеда на полках уже не было товаров.

В банкоматах не было денег. «Мы были парализованы, однако все же нашли выход — супермаркеты стали банкоматами», — рассказывает Татьяна с болью в голосе. Люди оплачивали определенные продукты картой, но вместо них брали эквивалент наличными.

Сделали небольшие запасы продуктов питания: паштеты, крупы, сахар, соль, растительное масло. «У Лизы под кроватью поставили кастрюлю с 10 кг муки. И свекровь заставили накупить муки. Если не будет света, хлеба, что-то да надо будет печь».

Опасаясь голода, тем более что и цены резко взлетели, все местные жители засадили свои огороды. «И у кого был маленький клочок перелога, даже те что-то посадили», — смеясь, говорит Татьяна.

***

Лиза появляется в дверном проеме гостиной. Вся расплылась в улыбке. Голубое платье с рукавами-фонариками лежит на ней идеально. А два локона, обрамляющие белое и нежное лицо, только еще больше удлиняют его. Высокая в черных босоножках на высоких каблуках девушка как будто смотрит на своих родителей свысока.

Виталий и Татьяна с восхищением любуются на дочь. С начала российского вторжения они почти два месяца провели в разлуке. Все это время Лиза жила у двоюродного брата отца в Германии. Туда добралась вместе с золовкой матери, которая жила в Одессе. Та отправилась в Татарбунары вместе с двумя детьми, думая, что там безопаснее. Однако женщина только успела пересечь мост в Затоке, когда за ними раздались взрывы. Тогда решила покинуть страну и, поскольку в машине как раз было еще одно свободное место, предложила Татьяне взять Лизу с собой.

Татьяна обрадовалась, что хотя бы дочь будет в безопасности. На Илью распространялся закон о введении военного положения, запрещающий мужчинам в возрасте от 18 до 60 лет покидать страну. Из военно- территориального органа ему сообщили, что поскольку он студент, то на фронт его могут отправить только во время третьей или четвертой волны мобилизации.

Вместе с тем, родственники посоветовали сделать все возможное и вывезти юношу из страны. «Я даже думала заплатить на таможне 1.000 долларов», — признается женщина. Но ее заставил успокоиться сын, когда решительно заявил: «Я никуда не собираюсь. Когда потребуется, возьму оружие в руки и пойду на фронт защищать Украину».

Услышав эти слова, Татьяна поняла, чтó именно должна делать: отправила в Германию только Лизу, а сама осталась дома — вместе с сыном и мужем. Насчет мужа не переживает. «Он болеет и его на фронт не возьмут».

Лиза продолжает дефилировать по гостиной, но ей сложно удержать равновесие на высоких каблуках, поэтому она взрывается:

– Ну и как прикажете ходить на таких каблуках?! — жалуется девушка.

– Потренируйся немного дома, — советует отец.

– Но это меня не спасет, — продолжает хмуриться Лиза.

Ходит туда-сюда как на ходулях, но не хочет отказываться от босоножек. Глубоко вздыхает и решительно поворачивается к родителям, кивая головой в знак того, что готова отправиться в центр.

Татьяна и Виталий с благоговением следуют за ней до черного «Фольсквагена», припаркованного перед воротами. Лиза садится на переднее сиденье и любуется собой в зеркале заднего вида. Сидя на заднем сиденье, Татьяна угрюмо разглядывает детей и людей на улице.

***

Татьяна родилась в семье водителя и медсестры в селе, расположенном в 5 км от Татарбунар. По ее словам, детство у нее было спокойное и счастливое и прошло оно на берегах лимана Сасык.

Затем поехала учиться в Государственный университет Молдовы — поступила на факультет политических наук. «Я не знала, что такое политология, но для меня этот был космос. Я выбрала специальность основы государства и права, быть может, потому что я за справедливость. У нас в семье воспитание опиралось на послушании детей, но я всегда говорила, что думаю. Я не боялась. Я была нестандартным ребенком», — признается женщина.

Затем вернулась в Татарбунары, где преподавала в филиале Измаильского профессионального колледжа экономики и права. Здесь же встретила и своего будущего мужа Виталия. По специальности он кадастровый инженер. «На третий день уже хотел жениться на мне. Он не понимал, почему раньше меня не видел», — вспоминает Татьяна.

Со временем «колледж закрылся», а теперь Татьяна возглавляет центр социального обслуживания, который управляет приютом для стариков и обеспечивает помощь детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, а с некоторых пор — и беженцам.

«Приехало много людей из Николаева, Херсона, Одессы. Мы координируем разные вопросы, подыскиваем квартиры, дома для беженцев. Некоторые могли платить за найм жилья, а другие — нет. Базы отдыха в Рассейке превратили в центры размещения для украинцев, а детские санатории свободны пока. Они остаются на крайний случай, если падет Одесса», — поясняет Татьяна.

Если бы до 24 февраля ее спросили «Сплоченные ли украинцы?», она бы не знала, что ответить. Зато сейчас у нее есть ответ. Татьяна нашла его спустя несколько часов после начала российского вторжения, когда увидела, как мобилизовались ее соотечественники и какое единство проявили.

«Если был [президент Владимир] Зеленский захотел капитулировать в первый же день, то украинцы ему бы не позволили. Эта война не зависит от Зеленского. Такова воля народа. Знаешь, что происходит, когда пускаешь по речке бумажный кораблик? Его несет течением. Так вот и у нас происходит то же самое: мы — река, а Зеленский — кораблик».

Вспоминает, как в восемь часов утра перед военным центром уже тянулись огромные очереди мужчин, готовых пойти в армию добровольцами. «Ты бы видела наших: в спешке некоторые пришли в шлепанцах. Там народ собрался самый разношерстный, но все хотели воевать. Многие молодые закрыли свой бизнес на рынке и пошли в Тероборону» (сокращение от Сили територіальної оборони Збройних сил України (Войска территориальной обороны — воинские соединения, состоящие преимущественно из резервистов и добровольцев; в их задачи входит охрана ключевых учреждений и предприятий, установка блокпостов, противодействие силам противника, которые занимаются саботажем и дезинформацией — прим. ред.)).

«Учащиеся и пенсионеры, — продолжает свои размышления Татьяна, разглядывая небольшие дома на обочине узких улочек Татарбунар, — без устали плели военные маскировочные сетки, которыми накрывают танки, позиции солдат. Ходила туда и Лиза — она нарезала ленты».

В тот день Татьяне так и не удалось сосредоточиться на своей работе. Она только и делала, что читала новости. «Если бы взяли Киев, нам был бы капут». Сколько ни старалась, не могла перебороть охватившее ее состояние паники. «Если не могу думать головой, надо хотя бы что-то толковое сделать», — сказала тогда себе женщина. —Потащила свою сослуживицу в военный центр сдавать кровь, хотя никто не звал и мы даже не знали, нужно ли это». Кровь они так и не сдали. Им сказали, что сообщат, когда возникнет необходимость в этом.

В следующие дни, вспоминает наша героиня, перед военным центром люди стали готовить коктейли Молотова. Кто-то принес бутылки, кто-то — хлопчатобумажную ткань, кто-то — ацетон или спирт. Докупили бензин, хотя на АЗС его отпускали «по капельке» и, быть может, стоило приберечь горючее на черный день. «Господи, как много их было! Ряды бутылок тянулись аж на улицу. Было много-много коктейлей. Мы их так и не использовали, поэтому зажигательные смеси передали дальше — туда, где они были нужнее».

Кто не готовил коктейли, готовил еду для Теробороны.

Люди не только участвовали физически, но еще и жертвовали деньги. «Когда вакцинировались от Covid-19, нам выдавали определенную денежную сумму. Деньги перечислялись на специальную карту. Многие еще не успели потратить те деньги, поэтому, когда началась война, пожертвовали их Министерству обороны. За одну только ночь собрались сотни тысяч гривен», — продолжает Татьяна свой рассказ. В ее голосе чувствуется гордость за сопротивление украинского народа.

В хаосе, который воцарился в первые дни войны, поведала наша героиня, в городе можно было услышать одни и те же вопросы: «Какая есть работа?», «Чем можем помочь?». «Я думала, что здесь все прикинутся дурачками, но… я ошиблась», — признается женщина.

***

Выпускники 11-го класса собираются перед Домом культуры в центре города. Это старое здание, на окнах которого наклеено «STOP WAR». Девушки щеголяют в платьях самых разных цветов: черного, красного, белого, голубого. Парни скромные и чопорные в своих черных костюмах. Но все воодушевленные и неустанно селфятся.

Татьяна и Виталий, стоя рядом с родителями Виталия, не спускают глаз с Лизы, которая бесконечно фотографируется вместе с лучшими подругами. «Не верится, что мы дожили, причем в буквальном смысле, и до этого события», — вздыхает Татьяна, опершись о перила. «Мне казалось, что, когда начался Covid, наступил конец света, но сейчас все еще страшнее. Все случившееся тогда — мелочь».

Несколько военных и полицейских проходят перед Домом культуры. Окидывают местность взглядом, затем продолжают свой путь.

Лиза подходит к родителям и жалуется, что ей нечем закрепить ленту с надписью «Выпускники 2022». Татьяна вспоминает, что заметила в бардачке машины скрепку. Недовольная Лиза показывает глазами на неудобные босоножки. Взглядом Татьяна дает понять, что уловила смысл, затем, смотря на дочь с укоризной, спешит к машине за скрепкой.

После того, как им повязали ленты, а классная руководительница вручила дипломы, выпускники радостно отправились к заведению на окраине города.

Семья Лизы направляется к дому. По дороге они проходят мимо бронзового бюста русского поэта и писателя Александра Пушкина, вокруг которого разбита клумба. Татьяна с ненавистью смотрит на него. «Во мне столько ненависти, что, кажется, если снесем бюст Пушкина, то на душе станет легче. Мы даже сменили название одной из улиц — Московскую переименовали в улицу Романа Гульченко в честь украинского солдата, погибшего в 2017 году в Донецке».

На глаза опять наворачиваются слезы, а лицо женщины приобретает землистый оттенок. Она никогда не думала, что ей придется делить людей на русских и украинцев. Не верила Татьяна ни в то, что пропаганда может оказаться такой сильной.

«Я не представляю себе, как можно жить в условиях, в которых живет российский народ. Без прав, без свободы. В детстве я отстаивала перед родителями право выражать свои мысли. Чтобы кто-то чужой пришел и лишил меня этого права? Лично для меня это страшно».

У нее есть родственники в России — дядя и тетя. Она пререкалась с ними еще до российского вторжения из-за их ностальгии по развалу Советского Союза. «С тех пор в их менталитете ничего не поменялось. Как будто все до сих пор лежали в формалине», — делится наша собеседница своими впечатлениями.

И, тем не менее, на 8 марта, то есть через две недели после начала российского вторжения, тетя позвонила ей, чтобы поздравить. С тех пор они не общаются.

В самом начале полномасштабного вторжения Татьяна выкладывала в «Facebook» посты о том, что ненавидит всех, кому все равно с кем они будут, лишь бы был мир. Гневно отвечала им: «Настало время определиться». Когда поняла, что ее лайкают одни и те же люди, перестала. «Остальные либо молчат из-за страха, либо не думают так же как я. Я боюсь только одного: если русские победят, то они меня сдадут им. «В Херсонской области русские ходили со списками и искали людей, которые за Украину».

Татьяна признается, что в Татарбунарах есть определенный процент украинских граждан, симпатизирующих русским. У нее есть знакомые, которые дают это понять в выкладываемых постах или в разговорах. «Женщина из Татарбунар поехала к своим детям в Россию. После 9 мая она давала интервью у русских и рассказывала, что Татарбунарах ей запрещают говорить по-русски. Такого никогда не было. Либо ей заплатили, либо она боится за своих детей», — уверена Татьяна.

***

На подходе к дому Татьяна и Виталий останавливаются у предприятия, в подвале которого было оборудовано бомбоубежище. Сторож открывает им железную дверь на первом этаже здания, которая заперта на замок. Из подвала несет холодным спертым воздухом. Супруги идут по узким коридорам, затем спускаются по лестнице. Темные помещения с земляным полом и без какой-либо мебели — их шанс выжить в случае бомбардировки. И только в самой дальней комнате стоят штабелями матрасы и койки, хранится вода и консервы. На стене вывешена карта мира, а на полках шкафчика разложены игрушки.

В первые дни российского вторжения сюда приходили сотни людей, они часами оставались в тесных и темных комнатах. Холод пронизывал до костей, хотя они сидели на матрасах и закутывались в одеялах. Труднее всего приходилось детям. «Они плакали от холода и скуки», — вспоминает Татьяна.

Позже хотя вой сирен стал обыденным делом, и они сменили подвал на коридор дома, время от времени наведываются в бомбоубежище проверить, осталась ли еще вода, не исчезли ли матрасы и детские игрушки. Так они пытаются убедиться, что у них есть необходимый минимум на те дни, когда их, возможно, будут бомбить.

Они не знают, когда может наступить тот день, но ориентируются по ситуации в Одессе. «Если падет Одесса, это будет пи*дец. Когда едешь в Татарбунары — либо через Затоку, либо через Маяки — связь возможна только по мосту. Если они взорвут эти мосты, мы будет отрезаны от большой Украины», — делится женщина своими тревогами, выходя из подвала.

На улице все залито светом золотистого заката. Солнечные лучи образуют светящуюся сферу прямо в середине рекламного щита с надписью: «Все будет Украина».

За четыре месяца, прошедшие с начала вторжения, Татьяна научилась жить сегодняшним днем. «Ремонт меня вообще не волнует. Я не могу строить планы на завтра. Я боюсь строить планы». И все же, если говорить о краткосрочной перспективе, ей хочется, чтобы Лиза поступила в вуз в Румынии, а Илья возобновил свою учебу. Что же касается долгосрочной перспективы, то наша героиня мечтает о спокойной жизни дома.

«Я побывала в Германии, когда забирала дочь домой, и видела красоту и благополучную жизнь. Но мне хочется жить в Украине, где я знаю язык, где могу изъясняться. Сейчас мы теряем все: дома, дороги, больницы. Однако у нас остается самое дорогое нам, украинцам, а именно отношения, люди, смысл жизнь. И этого у нас никто не может отобрать».

Фото – Полина Купча
Редактор румынской версии – Николае Кушкевич


Репортаж подготовлен в рамках проекта «Настоящие истории из Украины», осуществляемого при поддержке молдавского представительства Фонда Сороса. Все материалы данного проекта объединяют хештеги: #Украина, #ИсторииИзУкраины.