В тюремной камере Илие Илашку

Аурелия всю ночь не сомкнула глаз. Все пыталась представить, как пройдет следующий день. Она придумывала сценарий, затем перескакивала на другой… Увы, конкретного конца не было ни у одного. Ей хотелось заплакать навзрыд, но не позволила себе такую слабость. «Я должна быть сильной».

Когда рассвело, Аурелия и ее муж, Ливиу, не могли больше оставаться в постели. Их одолевали нетерпение и самые разные эмоции. Супруги встали, оделись, еще раз проверили содержимое передачи и молча вышли из квартиры. На улице их ждали друзья на машине.

В семь они были в Варнице — правобережном селе, подконтрольном конституционным молдавским властям. В 10 км находится город Бендер, а еще через 10 км, но уже на другом берегу Днестра, располагается город Тирасполь — так называемая столица «приднестровской молдавской республики» («пмр»). На международной арене регион признан территорией, принадлежащей Республике Молдова, однако де-факто он находится под оккупацией Российской Федерации.

Остановились перед примэрией, где их ждала приднестровская адвокатка Светлана Бреславец. Аурелия и ее подруга Наталья пересели в машину адвокатки, а мужья остались, глядя, как они удаляются. «Я у сепаратистов в черном списке, поэтому не могу попасть в левобережье Днестра», — объяснил нам затем Ливиу.

В машине стояла гнетущая тишина. «А о чем нам было говорить!», — вздыхает сейчас Аурелия. Примерно через полчаса автомобиль припарковался перед зданием так называемого «министерства государственной безопасности» («мгб») непризнанного образования.

«Я вышла из автомобиля и прочла надпись на вывеске здания. Затем адвокатка показала рукой, что я там не нужна, и жестом велела сесть обратно. Мы как будто были на представлении. Следователь ждал Светлану на скамейке перед их «мгб». Только тогда меня охватил страх. Я подумала: „Боже, во что я ввязалась?”. Наталья тоже была в шоке. Я хотела ей рассказать, но она сунула мне вкладыш из-под лекарств, на котором было написано: „Молчи!”. Никто не произнес ни слова», — вспоминает Аурелия.

Через несколько секунд адвокатка села в машину и, без каких-либо объяснений, все четверо помчались дальше. Меньше чем через 10 минут она оставила двух женщин перед Тираспольским учреждением исполнения наказаний № 3, которому относится и следственный изолятор.

Женщине все показалось устрашающим, ведь…

…она до этого ни разу не была в Тирасполе.

… она до этого ни разу не была в тюрьме.

…. она до этого ни разу не приносила передачу заключенному.

Аурелия чувствовала, что все это выше ее сил, но выбор у нее был только один: идти вперед, чтобы, не дай бог, не пропустить свидание, которое она с нетерпением ждала целых четыре месяца.

Женщина вошла в здание, за ней шел охранник. Она дрожала. «Это все шок и волнение». Проверка передачи не обошлась без криков и унижения:

– Шо за бардак? Ты чё, не знаешь, как нужно?

– Извините, — в ужасе пролепетала женщина.

Лапша быстрого приготовления Mivina и чай, трусы и майки, зубная паста и зубная щетка — все это швырнули на пол помещения. У женщины на глаза навернулись предательские слезы, готовые вот-вот пролиться, но она не могла позволить себе такую роскошь. Не хотела показывать, что она слабая, а представители тираспольского режима способны ее так легко сломить.

Несколько человек удивленно наблюдали за происходящим. Им тоже довелось пережить подобное. «Слава богу, у тебя не было карамелек с повидлом — они бы заставили развернуть каждую, да еще и повидло проверили бы», — попытались присутствовавшие подбодрить ее. Помогли собрать разбросанные по полу вещи и сложить обратно.

Все это было угнетающим и невыносимым, рассказывает Аурелия. Вышла на улицу вдохнуть немного воздуха, хотя в августовском зное не было ни дуновения ветра, ни свежести. Женщина просто не знала, что делать дальше, и какие шаги будут следующие. Некоторое время простояла сбитая с толку, беспомощная, обуреваемая ужасом, что ей могут отказать в свидании. Вдруг сзади раздался окрик. Охранник рукой пригласил ее войти.

В комнате для приема передач та же женщина, то же зарешеченное окошко, из-за которого доносится ее голос, только на этот раз голос звучит спокойнее. Передачу зарегистрировали без каких-либо инцидентов. «Зачем нужно было все это унижение? Думаю, ей спустили приказ сверху», — находит Аурелия объяснение.

Охранник провел ее по узкому коридору. Женщина чувствовала, что колени у нее подгибаются, а сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди. В желудке она ощущала каменную тяжесть. Когда дверь комнаты для свиданий открылась, Аурелия стала выискивать в помещении 34-летнего статного мужчину ростом под два метра, но, увы, видела лишь столы, разделенные толстым стеклом.

За одним из столов сидела женщина и орала в специальную трубку, а по ту сторону стекла мужчина внимательно слушал ее. За следующим столом Аурелия заметила сгорбившегося, небритого мужчину в толстой куртке и кепке, натянутой на глаза. «Больше никого не было. За остальными столами не было никого», — вспоминает она.

Огромных размеров ком застрял у нее в горле. Она подошла к столу, за которым стоял сгорбившийся мужчина. Слезы были готовы хлынуть из глаз, но Аурелия не позволила себе дать слабину. Подбородок у нее дрожал. Дрожащей же рукой, сняла трубку. Мужчина буравил ее взглядом. Она тоже посмотрела на него.

Женщина прекрасно понимала, что времени у нее немного, что минуты бегут неумолимо, но никак не могла собраться и что-то сказать. «Я потеряла дар речи». И тут ее осенила мысль и она просто вцепилась в нее: «Аурелия, возьми себя в руки немедленно. Ты нужна ему. Ему нужна твоя поддержка. Плакать будешь, когда он будет на свободе». Выдавила из себя улыбку и, не отводя взгляд от мужчины, произнесла быстро-быстро, чтобы предательские слезы не сыграли с ней злую шутку: «Привет, родной! Как ты?».

Хотя на дворе стоял август, мужчина был одет в зимнюю куртку, рукава которой скрывали ободранные пальцы, а натянутая на глаза кепка кое-как закрывала лицо, полное синяков и ссадин. Он молвил в ответ наигранно-твердым голосом:

– Мама, все хорошо! Ты обо мне не переживай.

– Сними кепку, чтобы я могла лучше рассмотреть тебя.

– Мам, а тебе это надо?

– Влад, почему ты так выглядишь?

– Мама, все нормально. У меня на самом деле все хорошо.

Ни с того ни с сего охранник заорал на них: «На русском говорите! На русском!». «Ладно, мы знали русский, а если бы не знали?», — задается сейчас женщина вопросом.

Разговор с сыном, которого она не видела и с которым не общалась уже несколько месяцев, продлился минут 15, общение резко прервал тот же охранник. «Это было наше первое свидание. Второе у нас состоялось в октябре 2022 года и все. Мой сын содержится в тюрьме у приднестровцев 19 месяцев».

***

В понедельник, 4 апреля 2022 года, Владимир Дудник проснулся как обычно примерно в 6.00 утра. Позавтракал — выпил очень сладкий кофе — и выкурил отечественную сигарету. Затем отправился по личным делам в Бендер на рейсовой маршрутке из Кишинева.

«Он работает в Тигине, он армейский офицер, а в то время находился в медицинском отпуске из-за поднявшегося сахара в крови», — утверждает Ливиу — отец парня.

Примерно к обеду, вспоминает Аурелия, позвонил сын, а это показалось ей странным. «Он никогда до этого не звонил, когда я была на работе. Как правило, мы говорим вечером и утром», — поясняет женщина.

– Ма, ты еще долго?

– Нет, скоро домой пойду. А что?

– Ничего, просто спрашиваю. Я в Варнице, пью кофе с знакомыми.

– Хорошо, тогда до вечера.

Обычно Владимир возвращался домой примерно в 21.00. Он развелся давно, а в последнее время жил с родителями. Они вместе ужинали на кухне, затем Владимир пил кофе и болтал с матерью примерно до 23.00. Однако в тот понедельник Владимир не вернулся домой ни на ужин, ни на кофе. «На телефон не отвечал. Мы подумали, что он, возможно, у своей сожительницы, которая живет в Бендер», — вспоминает его отец.

На следующий день и Ливиу, и Аурелия неоднократно звонили, но автоответчик каждый раз сообщал, что телефон отключен. Однако вечером в 18.18, Телеграмм-канал так называемого «министерства внутренних дел» («мвд») приднестровского региона проинформировал «о задержании жителя Кишинева Владимира Дудника», который подозревается в мошенничестве.

Новость, которую передали некоторые новостные сайты левобережья (1, 2, 3), сообщала следующее: «31 марта в УВД г. Бендеры обратилась жительница города и рассказала, что в августе прошлого года за помощь в быстром оформлении гражданства РМ заплатила Владимиру Дуднику 2 000 рублей ПМР (около 114 евро – прим. ред.). Однако он так ничего и не сделал, а вскоре перестал выходить на связь».

Родители Владимира узнали о задержании сына от его сожительницы, которой настойчиво звонили 6 апреля. «Это абсурд. Как может Владимир пойти на такое? Это исключено! Я бы никогда не подумал, что такое может произойти с нами. Да, мы читали о похищении людей, которых незаконно содержали в приднестровских тюрьмах по сфабрикованным делам, но не думали, что это действительно так», — разочарованно признается теперь отец парня и тяжело вздыхает.

В 1992 году Ливиу принимал участие в боевых действиях на Днестре, так как долгое время проработал в силовых учреждениях Республики Молдова. По его словам, у него много знакомых в полиции и армии, поэтому обратился к давним товарищам с просьбой помочь ему вызволить сына из лап тираспольского режима, а также понять, почему именно эти действия инкриминируют его сыну.

Вначале обратились в Бендерский инспекторат полиции. «Я у сепаратистов в черном списке из-за того, что воевал в 1992 году», — поясняет Ливиу. «Вот почему 7 апреля у меня был зеленый коридор из Варницы вместе с супругой. Так нам удалось попасть к нашей полиции в Бендер».

Когда оказались там, написали заявление и попросили представителей правоохранительных органов узнать, где их сын. Через 10 дней инспекторат сообщил им, что Владимира Дудника содержат в так называемом тираспольском «сизо».

Тогда Владимиру уже предъявили «обвинение» в мошенничестве, то есть в хищении чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием, совершенного группой лиц по предварительному сговору. За данное преступление так называемый уголовный кодекс «пмр» предусматривает наказание в виде лишения свободы сроком до 5 лет.

***

Владимир — единственный сын супругов Дудник. Ему было 4 года, когда его отец отправился воевать. Когда Ливиу зашел домой взять кое-что из вещей, мальчик закрыл собой дверь и стал кричать, что не отпустит его, ведь там его убьют. «Муж отстранил его и вышел. На следующий день (20 июня 1992 года) его тяжело ранили. Мы Владом навещали его в больнице», — рассказывает Аурелия. И только лет через 12 волею простого случая женщина поняла, как сильно впечатлили Владимира события, произошедшие в июне 1992 года.

«Шла подготовка к открытию Шерпенского мемориала. Появилось объявление о том, что ученик, который напишет лучшее сочинение о Второй мировой войне, примет участие в открытии памятника. „Из наших никто не воевал во время Второй мировой”, — сказала я тогда сыну. „Знаю, но я хочу написать сочинение о папочке в 1992 году”. Господи, какое сочинение он написал! Он занял первое место по городу и отправился в Шерпень. Тогда я поняла, что именно творилось в его детском сердечке в 1992 году».

Закончив лицей, Владимир хотел выбрать совсем другую профессию, но именно отец намекнул ему, что следует заняться военным делом. «Я хотел продолжения военной династии», — поясняет Ливиу. Сейчас мужчина сожалеет о том, когда был слишком суровым со своим сыном, но уточняет: «Я не применял силу, но был строгим. Воспитывал его по-спартански: убранная кровать, одежда на своем месте, безупречное воспитание и так далее. […] Я хотел дать этой стране хорошего гражданина».

Парень согласился с советом отца, но, когда закончил Военную академию, сообщил, что идет работать в Кахул. «[Я] устроил так, чтобы [он] работал в Кишиневе, был как можно ближе к нам… Но понял, что ему хотелось свободы», — шепотом говорит Ливиу.

Тоже в Кахуле Владимир выбрал и свою половину. Их брак распался спустя всего пару лет. «У них десятилетняя дочь, выходные и каникулы она проводит у нас. Это красивая и необыкновенная девочка», — хвалит ее мужчина.

Из Кахула Владимира дислоцировали примерно на три года в Кошницу в состав миротворческих сил, где он «тренировал срочников». Затем он проработал в нескольких воинских частях и военных центрах в Кишиневе, параллельно получал магистерское образование в Университете физической культуры и спорта.

Последнее его место работы, о котором нам удалось узнать из открытых источников, — воинская часть, подведомственная Генеральному инспекторату карабинеров Министерства внутренних дел, куда он устроился в 2018 году.

Cupcea Polina · Mama Copilarie fiu.MP3

В тот злосчастный понедельник, 4 апреля, Владимир находился на парковке магазина Linella в селе Варница, — рассказывает его мать. Одетый в гражданское незнакомец в возрасте около 40 лет подошел к нему и спросил на русском:

– Привет! Ты Дудник Владимир?

– Да…

– Ты пойдешь с нами, — добавил он и вместе с еще двумя мужчинами силой затолкали его в автомобиль.

Минут через 10 Владимир находился в здании бендерской милиции, оттуда его повезли в Тирасполь. «Без никаких документов. Не дали даже сообщить домой… Они похитили его прямо на территории, контролируемой конституционными властями Республики Молдова», — подчеркивает Аурелия.

Случившее после похищения непостижимо для родителей молодого человека. «Я не ожидал такой реакции от наших властей», — признается отец Владимира, выдыхая белый сигаретный дым. Он курит и дрожит от злости. Мужчина думал, что его сына быстро освободят, что правоохранительные органы отреагируют незамедлительно, что «Республика Молдова заботится о своих гражданах».

После того, как в апреле 2022 года представители правоохранительных органов сообщили родителям, что «в действиях так называемых сотрудников силовых органов приднестровского региона присутствует состав преступления, предусмотренный Уголовным кодексом Республики Молдова», и что «накопленные материалы были переданы в Отдел уголовного преследования Бендерского инспектората полиции для всестороннего, полного и объективного изучения всех обстоятельств дела», в течение почти двух месяцев Ливиу и Аурелия больше ничего не знали о своем сыне: его похитили в селе Варница, самоуправно арестовали и незаконно содержали в левобережных тюрьмах, где царят бесчеловечные условия и применяются пытки (1, 2, 3).

Поэтому они начали отправлять заявления кишиневским структурам, которые имеют отношению к случившемуся с их ребенком, сообщили о произошедшем и просили о помощи. От некоторых получили уклончивые ответы, другие отвечали, что «это не относится к их компетенции», тогда как третьи уверяли, что работа над случаем идет, но только «пока не во взаимодействии с приднестровскими силами», — повествует Ливиу.

Написали они и так называемым левобережным властям, которые однако отказались сообщить подробности о предъявленном Владимиру обвинении, но указали, что он не жалуется на условия содержания, заверили, что состояние его здоровья «удовлетворительное».

Между тем родители обратились к кэушенскому адвокату, затем к приднестровской адвокатке Светлане Бреславец. Ее они хвалят, говорят, что она посещала Владимира, передала ему лекарства, устроила им два свидания и помогла отправить передачу. Адвокатка якобы даже добилась отмены некоторых обвинений, но только не представила родителям никаких доказательств на этот счет, «так как начальство не разрешает», — уверяет Ливиу.

«На самом деле мы не знаем, что там происходит, ведь ни у кого из наших там нет доступа. Только то, что говорит нам адвокатка, которой мы пытаемся верить. Вначале [Владимира] обвиняли в мошенничестве. Якобы он помогал оформлять документы для получения молдавского гражданства. Затем за время пребывания в тюрьме уже набралось восемь обвинений, в том числе и связанные со строительством. Глупости! Адвокатка сумела снять с него до настоящего времени четыре из восьми статей. Мы заплатили [и] деньги так называемым потерпевшим, но Светлана сказала, что свидетели ни разу в жизни не видели Владимира».

Однажды вечером в мае 2022 года перед супругами Дудник блеснул лучик надежды. Аурелия включила телевизор и посмотрела телепередачу, в которой обсуждали, «насколько серьезна на самом деле ситуация в плане соблюдения прав человека на левом берегу Днестра, неэффективности действий конституционных властей и международных организаций, задействованных в приднестровское урегулирование». Среди гостей в студии был и директор Ассоциации Promo-LEX — действующей в Кишиневе неправительственной организации, которая ратует за развитие демократии, в том числе в приднестровском регионе.

Через несколько дней после передачи отец Владимира встретился с адвокатом Ассоциации Promo-LEX Павлом Казаку. Вместе они подали повторное заявление в Бендерский инспекторат полиции, а 30 июня 2022 года им сообщили, что уголовное дело, возбужденное по факту похищения Владимира в Варнице, было передано Бендерской прокуратуре «с предложением не начинать уголовное преследование и прекратить уголовное производство ввиду отсутствия состава преступления».

Затем они опять отправили заявления в Генеральную прокуратуру, которая только 29 ноября 2022 года сообщила супругам Дудник, что еще в мае «прокурор Бендерской прокуратуры Оксана Цапу распорядилась не начинать уголовное преследование и прекратить уголовное производство, начатое в апреле 2022 года», — разочарованно поясняет Павел Казаку.

При помощи представителей Ассоциации Promo-LEX Ливиу подает жалобу уже в Генеральную прокуратуру и выражает несогласие с решением прокурорки. Однако 27 января 2023 года ВРИО генерального прокурора мун. Бендер Виталие Бишляга не обнаружил «никаких оснований отменить постановление об отказе начать уголовное преследование» и, соответственно, оставляет его в силе.

В обоих случаях обоснование прокуроров звучало следующим образом: «В процессе рассмотрения выяснилось, что Дудник Владимир совершил ряд мошеннических случаев на территории приднестровского региона Республики Молдова, классифицированных в соответствии с законодательством приднестровского региона».

«Гражданина похитили. Неужели по закону не нужно начинать уголовное производство?», — возмущается Павел Казаку. «В качестве конституционного органа тебе известно, что в приднестровском регионе лицо лишено свободы незаконно, ведь любое заключение в левобережье Днестра незаконное. Эти преступления, то есть похищение, незаконное лишение свободы, применение жестокого обращения, предусмотрены Уголовным кодексом Республики Молдова, но что предпринимают наши? Они не только не передают в суд, но еще и прекращают производство, к тому же признавая при этом приднестровские законы».

«Мы боремся на двух фронтах», — описывает положение Ливиу Дудник. «С одной стороны — с нашими властями, которые официально говорят нам, что ничего не могут сделать, и на самом деле не делают. С другой стороны — с сепаратистами, которые так и не освобождают незаконно заключенного сына. Никто не помогает мне. Я уже стучался во все возможные двери».

Спустя две недели Ливиу и Павел пошли в суд: «Мы считаем оба постановления по данному случаю незаконными и противоречащими международным стандартам в области прав человека. Кроме того, что выявлены процедурные ошибки, сказавшиеся на эффективности уголовного производства, их мотивация неверная: предполагаемое совершение ряда случаев мошенничества, квалификация в соответствии с законодательством приднестровского региона».

«Почему конституционные правоохранительные органы Республики Молдова узаконивают и признают так называемое приднестровское законодательство? Почему узаконены и оправданы самоуправные действия незаконных структур?», — задаются они вопросом в жалобе, поданной в инстанции.

16 марта с. г. Суд Анений Ной обязал прокуроров возобновить уголовное производство и устранить выявленные нарушения. «Многие говорили, что выиграть суд с нашими властями, с системой — утопия. Я тоже не верила в такое счастье после борьбы, которую мы вели с правоохранительными органами Республики Молдова», — радостно говорит нам Аурелия.

***

Возобновление производства, о котором распорядилась судебная инстанция, отнюдь не означает, что дело Владимира Дудника теперь пойдет по-другому. Свидетельство тому — статистика за последние 20 лет по подобным случаям.

Данные, предоставленные редакции проекта Oameni și Kilometri Министерством внутренних дел, показывают, что такие дела так и не попадают на стол к судьям, следовательно, жертвы так и не добиваются торжества справедливости.

За последние 20 лет зарегистрировано 78 случаев похищения людей, совершенных представителями неконституционных силовых структур, но только 4 направлены в суд, в случае других либо было приостановлено уголовное производство (73 %), либо уголовное производство было прекращено.

Павел Казаку отмечает, что в данном случае у государства больше позитивных обязательств, чем в других случаях хищения, происходящих на неконтролируемой территории. «Политики постоянно прибегают к этому оправданию, мол, мы не контролируем левобережную часть, но в данном случае Владимира похитили на контролируемой территории. То что сейчас происходит не серьезно, а критически. Ведь любого могут забрать отсюда и вывезти в приднестровский регион. Как ты в качестве государства обеспечиваешь безопасность? Твои люди не находятся в безопасности! Ты не предупредил возможный случай! Какие механизмы существуют?», — задается адвокат риторическим вопросом.

Мы попытались обсудить случившееся с представителями различных органов. Полученные ответы по большому счету схожие: идет мониторинг случая, прилагаются все усилия для освобождения Владимира Дудника, в пределах компетенции, разумеется, Тирасполь по-прежнему не расположен к сотрудничеству.

Единственное подведомственное Кишиневу учреждение, которому удалось добиться встречи с Владимиром Дудником, — Народный адвокат. Он признал, что в отношении молодого человека нарушено право на свободу и безопасность, на справедливое судебное разбирательство и пр., но «инструменты, которыми располагает Народный адвокат, не могут применяться в регионе, а роль по защите прав человека возлагается на государство Республика Молдова».

«Роль Омбудсмена — осуществлять мониторинг действий либо бездействий Государства, в частности напоминать властям об их международных обязательствах по защите прав человека […], даже при отсутствии фактического контроля над приднестровским регионом», — отмечает Народный адвокат Чеслав Панько в своем ответе, направленном редакции проекта Oameni și Kilometri.

***

Аурелия чувствует, что давление зашкаливает, но ей так сильно хочется увидеть сына, что, опасаясь утратить право на свидание, собирает, стоя на коленях, пакеты с чаем и лапшой быстрого приготовления Mivina, рассыпанные по полу, и складывает их в сумку.

Это второй раз, когда она находится в камере приема передач тираспольского СИЗО, и вновь подвергается оскорблениям и унижению. Женщина допускает, что первый раз, возможно, она неправильно упаковала вещи, но во второй-то уж не могла ошибиться. Тем не менее, ее заставили все развернуть, хотя кофе был в запечатанной магазинной упаковке. «С другими так не поступали», — вспоминает женщина.

В конечном счете, давление дало о себе знать и Аурелия потеряла сознание. Пришла в себя на стуле, куда ее усадили несколько посетителей, которые тоже пришли отдать передачи. «Я молилась, чтобы мне позволили увидеть сына. Я очень боялась, что отведенное время прошло, ведь время для свидания отсчитывается с момента предъявления передачи».

– Влад, дорогой, немного затянулось все…

– Знаю, мама. Я все знаю.

– Влад, в передаче все переворошили…

– Знаю, мама. Они открыли мне двери и дали смотреть на тебя. Я все видел: как разбросали продукты, как ты…

– Да брось, все нормально. Ты же знаешь, что у меня давление. Все нормально.

– Мама, ты должна мне доверять, ты должна знать, что я не виновен. Все будет хорошо.

Они поговорили об его девочке, об его деле и об адвокатке. Владимир признался, что в первые месяцы его так сильно пытали, что одна нога у него черная от пятки до бедра, а медицинскую помощь ему совсем не оказывают. «Мама, если ад на земле существует, то я там побывал. Наручники вреза́лись в руки до самой кости, меня оставляли висеть подвешенным за руки», — пересказывает женщина услышанное от сына.

Аурелия не могла наглядеться на сына, но в ее взгляде чувствовалась и неописуемая боль. «Только я знаю, как сдерживалась, чтобы не разрыдаться», — говорит она.

– Мамуль, я так скучаю по нашей кухне и нашему кофепитию…

От услышанного сердце женщины сжалось словно в тисках.

– И я, — еле слышно ответила женщина, с трудом сдерживая готовые хлынуть слезы.

Раньше «по вечерам [мы] пили кофе. И я сердилась…», — объясняет Аурелия, уже не сдерживая слез, но не дает им скатиться до подбородка, а стирает их ладонью. «Я сердилась, что мне надо было вставать в полпятого на работу, а ему хотелось поболтать где-то до 11. Я не показывала, что сержусь и хочу спать… Как сильно мне хочется и сейчас так же сердиться», — жалуется женщина.

К концу свидания, чтобы немного развеселить мать, Владимир говорит ей шутливым тоном: «Ма, если тебе будет легче, то я в камере Илие Илашку в Глином» (учреждение исполнения наказаний № 1 в селе Глиное Григориопольского района – прим. ред.).

***

В 1997 году, когда Молдова ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, правительство страны сняло с себя любую ответственность за «акты, совершенные на приднестровской территории», сославшись при этом на то, что оно де-факто оно не контролирует регион, и на «невозможность обеспечить соблюдение положений Конвенции» в так называемой пмр.

Вместе с тем, семь лет спустя Европейский суд по правам человека пришел к следующему выводу: «Даже при отсутствии фактического контроля над приднестровским регионом на Молдове лежит и позитивная обязанность […] принимать дипломатические, экономические, юридические либо иного рода меры, находящиеся в ее силе и соответствующие международному праву, чтобы обеспечить истцам их права, гарантируемые Конвенцией».

Такой вывод был вынесен по иску Илашку и другие против Молдовы и России. Это был первый в истории страны подобный иск, в нем была определена степень ответственности официального Кишинева за нарушения Конвенции в приднестровском регионе. Так, Суд констатировал, что наряду с Россией Молдова нарушила целый ряд положений Конвенции, в том числе ст. 3 (Запрещение пыток) и ст. 5 (Право на свободу и личную неприкосновенность).

13 лет спустя Страсбургский суд пришел практически к тем же выводам и по иску Брага против Молдовы и России, а спустя еще два года также по искам Негруцэ против Молдовы и России и Филин против Молдовы и России. В итоге Суд опять постановил, что Молдова нарушила, в том числе ст. 3 (Запрещение пыток) и ст. 5 (Право на свободу и личную неприкосновенность).

У этих трех исков есть еще один общий элемент — передача лиц приднестровским силовым структурам или пассивное отношение конституционных властей к произволу, совершаемому представителями «пмр» в правобережной части Молдовы, отмечают юристы Ассоциации Promo-LEX.

Их подробный анализ выявил и то, что расследование фактов беззакония, чинимого представителями Тирасполя, повтореются как под копирку — уголовное преследование прекращают «ввиду отсутствия состава преступления», судебная инстанция обязывает прокуроров возобновить дело, но в итоге уголовное преследование приостанавливают «ввиду невозможности выявить лиц, которым можно предъявить обвинение». То же самое происходило и в аналогичных случаях, зарегистрированных в последующие годы.

А на столе страсбургских судей лежат и другие схожие дела, еще ожидающие своего вердикта. Речь идет о резонансном деле Адриана Глижина, похищенного 7 октября 2020 года на поле близ села Кузьмин Каменского района и обвиненного в «государственной измене».

26 декабря 2022 года адвокаты Ассоциации Promo-LEX направили в Страсбург и дело Владимира Дудника, в котором было указано нарушение тех же статей: ст. 3 (Запрещение пыток), 5§1 (Право на свободу и личную неприкосновенность), а также ст. 13 (Право на эффективное средство правовой защиты). «В данном случае правоохранительные органы не только отказали в возбуждении уголовного преследования и, соответственно, незамедлительном осуществлении необходимых уголовно-процессуальных действий, но также с помощью недопустимых формулировок узаконили и оправдали действия приднестровских структур», — отмечают они в своем иске.

«Если ты как государство не контролируешь ту территорию, это отнюдь не означает, что ты не должен прилагать максимальные усилия, чтобы помочь этим людям. А если человека похитили с левого берега, как ты ему поможешь? Как будешь расследовать дело? Как повлияешь на его судьбу, чтобы его освободили? В нашем случае все по-другому. Происходит похищение граждан на правом берегу, на территории, подконтрольной конституционным властям», — отмечает Павел Казаку.

***

Павел Казаку также считает, что у представителей правоохранительных органов достаточно рычагов для действий. Он выражает свое недоумение по поводу того, что большинство дел по факту похищения и незаконного лишения свободы приостанавливают на этапе уголовного преследования под предлогом того, что «либо не установлены похитители людей, либо, если их устанавливают, то уже не находят».

По его словам, существует множество случаев, когда люди из так называемой пмр, причастные к хищению, незаконному лишению свободы, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, в том числе так называемые милиционеры, следователи либо судьи, беспрепятственно разгуливают по Кишиневу, обладают собственностью в правобережной Молдове или даже приезжают на правый берег для оформления документов в качестве граждан Республики Молдова.

Подобный пример — Андрей Самоний. В 2015 году в качестве сотрудника так называемого комиссариата милиции в городе Каменка, де-факто контролируемого пмр, он вместе с двумя людьми прибыл на правый берег Днестра, похитил пару из села Вертюжень Флорештского района и доставил ее в приднестровский регион.

Год спустя милиционер «подал в отставку», а осенью 2019 года он прибывает в правобережье для оформления удостоверяющего личность документа и паспорта гражданина Республики Молдова. Через несколько месяцев, когда он вернулся для получения документов, его задержали, а в скором времени обвинили в похищении, нарушении неприкосновенности жилища и пытках.

Вначале его осудили на15 лет тюремного заключения. Потом однако с него снимают обвинение в пытках, «ввиду отсутствия состава преступления в деянии обвиняемого», частично освобождают от уголовной ответственности по обвинению в нарушении неприкосновенности жилища «в связи с истечением срока давности». Таким образом, его осудили на 6 лет только за похищение двух человек. Вместе с тем, приговор еще не окончательный, на этот счет должна повторно высказаться и Высшая судебная палата.

Уже находясь в заключении, бывший милиционер из левобережья пожаловался в правобережные инстанции на условия содержания, которые попирают его права, гарантируемые ст. 3 Европейской конвенции о правах человека, и потребовал «констатировать бесчеловечные условия содержания и сократить наказание». В конечном счете он добился сокращения срока на 519 дней. Тоже в начале нынешнего года он смог добиться и частичной амнистии.

Бывший главный прокурор мун. Бендер Руслан Лунгу, который осуществлял деятельность в этой должности на протяжении десятилетия (в 2011-2021 гг.), признает, что большинство уголовных дел, возбужденных по факту похищения людей силами тираспольского режима, ничем не заканчивались, а это объясняется тем, что официальный Кишинев не контролирует данную территорию, и доказывает, что политическая составляющая играет более важную роль, чем может показаться.

«Мы не сможем урегулировать приднестровский конфликт с помощью прокуратуры. […] Здесь речь не идет только о преступнике, совершившем преступление. Это очень серьезная проблема нашей страны — существование режима, который контролирует 12% территории страны, а мы ничего не можем сделать. Решать проблему надлежит на уровне государства и армии, в смысле, связанном с безопасностью государства. Только теперь, спустя 30 лет после конфликта 1992 года, решили вменять сепаратизм?», — подчеркивает Руслан Лунгу.

В этом смысле бывший прокурор ссылается на изменения, внесенные в законодательство в начале года, когда в Уголовный кодекс дополнили следующими понятиями: «антиконституционный субъект» (ст. 134/23) или «незаконная информационная структура» (ст. 134/24), а «сепаратизм» (ст. 340/1) признали преступлением. Максимальное наказание, предусмотренное для подобных действий, — 12 лет тюремного заключения.

Непризнанные власти левобережного региона сочли, что нововведения касаются их самым прямым образом и создают «основания для политически мотивированного уголовного преследования практически каждого жителя» так называемой пмр. Также они поспешили предупредить, что «Приднестровье не приемлет уголовно-процессуальный шантаж со стороны соседней Молдовы».

Вместе с тем Руслан Лунгу полагает, что какими бы ничтожными и лишенными какого-либо эффекта ни были бы эти уголовные дела, тираспольскому режиму обвинения ни к чему, ведь когда они потеряют власть и будут вынуждены бежать, им не хочется оказаться объявленными в розыск, ведь им необходимо сохранить свою связь с остальным миром.

«В 2015 году был случай, когда сына [так называемого] министра внутренних дел [пмр] задержали в Греции по рассматриваемому нами делу — за похищение людей. Там он содержался с одной камере с ворами в законе из СНГ. Они его совсем не жаловали, однако греческая сторона не стала переводить его в другую камеру, так как приднестровские власти нигде не признаны. Он вернулся очень несчастным. Это для них послужило отличным уроком, ведь де-факто уголовные дела, которые они считали неэффективными, были достаточно эффективными и могут очень больно ударить».

«После этого они начали на каждой встрече в формате 5+2, в каждой рабочей группе затрагивать тему уголовных дел в отношении представителей приднестровских правоохранительных органов. Они не смогли добиться победы на переговорах, а, между тем, к нам стали обращаться больше людей из приднестровского региона, поэтому они изменили свой закон, указав в нем, что обращение в правоохранительные органы Республики Молдова карается в уголовном порядке», — поясняет бывший прокурор.

***

Аурелия вспоминает, что во время слушаний в Бендер представитель правоохранительных органов сказал ей, что они поймают причастных к похищению Владимира, но только нужно дождаться, чтобы те вышли на пенсию. «Сейчас мы не можем, иначе будет конфликт. Но мы в любом случае знаем, кто они…».

«Так мне что, ждать их выхода на пенсию? И когда же это случится? Когда моя внучка выйдет замуж? А до тех пор, что мой сын должен гнить в тюрьмах у сепаратистов?», — возмущается женщина.

«3 октября истек срок давности. По их кодексу нельзя находится под арестом больше 18 месяцев. И мы думали, что его освободят, но они продлили арест. Было заседание в октябре, но его перенесли… Мы думали, что наши сделают все возможное для его освобождения, но…», — тяжело вздыхает Ливиу.

Им остается только надеяться. И верить, что их сын, который уже однажды отметил день рождения за решеткой, скоро вернется домой. А до тех пор они отправляют передачи и общаются с помощью подвергаемых цензуре писем.

«Он нам категорически запретил приезжать и навещать его. Он боится, что сепаратисты могут нам что-то сделать, чтобы оказать на него давление. В Молдове нас не слышит никто, кроме Ассоциации Promo-LEX. А сколько еще дел замяли?», — задается Аурелия вопросом.

«Мамуль, папуль, привет!

У меня все хорошо. Я на месте, в Тирасполе. По поводу освобождения не переживайте.

В понедельник меня, возможно, опять доставят в Глиное».