Каждый раз, когда думала о том, что мне надо начать работать над этим текстом, я искала повод отложить до более подходящего момента. Возможно, я боялась. Боялась оглянуться и излить душу, ворошить то, что, как мне казалось, быльем поросло.
Писать о жизни другого человека в миллиард раз проще. На этот раз я поведаю собственную историю. Это будет и история каждого, кто прочтет ее.
2019
На часах было начало седьмого. Прошла очередная бессонная ночь. В то время я не спала даже по четыре часа за ночь.
Белесый свет едва пробивался через линию горизонта, робко освещал холодный пол балкона квартиры, в которой я снимала комнату. Я же стояла перед огромным зеркалом. Стояла в одних лишь белых трусиках и рассматривала собственное тело, которое всего за пару месяцев превратилось в скелет.
Мне был 21 год, я весила около 40 кг и ненавидела свое тело.
На первый взгляд моя жизнь была абсолютно нормальная. Училась на первом курсе журфака, каждый день ходила на занятия, а вечером шла на работу — тогда работала билетершей в одном из кишиневских театров.
Увы, реальность для меня сводилась к цифрам. У меня была мания считать каждый грамм, каждую калорию и каждый сантиметр собственного тела. Не помню ни дня, когда бы я не вставала на весы или не измеряла окружность рук, бедер и талии с помощью швейной сантиметровой ленты, купленный специально с этой целью.
Вела я и журнал, в котором скрупулезно записывала килограммы, отмечая, сколько сбавила и что съела за день.
381 ккал – столько было в хлебцах из воздушного риса, которые я себе позволяла съесть. Но съедала не больше четырех штук, ведь в одной содержалась 31 ккал.
55 ккал содержалось в зеленом яблоке, правда количество калорий зависело в том числе от его веса.
75 ккал содержалось в баночке йогурта весом 125 г.
В воде калорий не было. Поэтому я буквально заливала в себя воду.
В общей сложности набегало примерно 254 ккал в день. Лишь бы не свалиться где-то от голода. Но если я вдруг переедала, обязательно вызвала рвоту. Мне было проще вызвать рвоту и вырвать, чем объяснить, почему я боюсь еды и почему не хочу есть.
Мое поведение становилось все более одержимым и радикальным. И тогда я поняла, что происходящее со мной и есть анорексия. Расстройство пищевого поведения или, на моем языке, фюрер, который контролировал мои страхи по поводу питания, веса, да и вообще по поводу искаженного представления о себе.
Я не знаю, как докатилась до такого. Думаю, это произошло вследствие совокупности причин, как собственно утверждают и специалисты. Во-первых, я чувствовала себя одинокой, порой выла от одиночества, а потом научилась быть одинокой и ни от кого не зависеть эмоционально.
Если бы я жила в другом месте, вероятно, все было бы по-другому. Мой врач был токсичным человеком, хотя я совсем не могу терпеть это слово. Среди причин этого состояния не было моего желания быть худой. По крайней мере, до тех пор, пока я не стала весить, как подросток.
В прошлом году 23% подростков считали свое тело «немного толстым или слишком толстым». В 2018 году же этот показатель составлял 17%. Соответствующие данные содержатся в официальном ответе, полученном от Национального агентства общественного здоровья (НАОЗ), которое ссылается на исследование, проводимое раз в четыре года.
В то же время отдельные данные показывают, что у около трети подростков ненормальный индекс массы тела: один из семи страдает ожирением, а у одного из пяти недостаточный вес. Среди парней чаще всего наблюдается избыточный вес, а среди девушек — недостаточный вес.
Не знаю, любила ли я когда-нибудь по-настоящему собственное тело. По крайней мере, я только сейчас это понимаю.
Помню как в детстве тетка спросила мою бабушку, не больна ли ее толстощекая внучка. Тогда мне было лет 8 или 9. И я далеко не была толстощекой. Или толстой. Именно тогда впервые в жизни я постыдилась своего тела.
Потом в подростковом возрасте, когда мое тело формировалось, я весила даже больше, чем стала весить потом, в 21 год. Помню, что лет в 16, когда переехала в Кишинев, резко стала эдакой девушкой в теле. Впрочем, тогда я не питалась сбалансированно и у меня не было общего правильного понимания насчет питания. Порой я комплексовала при виде девушек с точеной фигуркой и ногами от ушей, но не помню, чтобы у меня была заниженная самооценка или чтобы я сильно переживала по поводу съеденных калорий.
Я только к 18 стала интересоваться диетами, ограничивать употребление отдельных продуктов, «перескакивать» через определенные приемы пищи и т. д. Но без того остервенения, с которым стала это делать три года спустя.
В 21 год я превратилась в собственную тень. Я никуда не выходила, за исключением случаев, когда непременно надо было выбраться куда-то, и ни с кем не делилась настоящими переживаниями. Отсканировать меня за секунду могла лишь моя подруга Биатричия, с которой мы познакомились в первый день учебы на факультете.
В конце июня я, наконец, съехала из комнаты, которую снимала, а тем летом я иссушила в себе все, что можно было иссушить.
Помню утро, когда я пообщалась по телефону с мамой. Было почти 7, а я вышла в парк «Валя морилор» погулять или, точнее говоря, как-то ужиться с собственным телом. Маме моя столь ранняя прогулка показалась подозрительной, ведь раньше я так рано гулять не выходила. Тогда она что-то почувствовала. Не могла не почувствовать. Я сказала ей, что у меня все хорошо, но хочу взять за привычку гулять по утрам.
Свои переживания я скрывала и от родителей. Порой даже рада, что их тогда не было рядом. Мне казалось, что так я их вроде как защищаю. Но примерно в июле я вновь увидела родителей, которые только недавно вернулись из-за границы. До этого мы не виделись пару добрых месяцев. Тот день я никогда не забуду.
«Илинка, иди! Будем кушать», — сказала мама и позвала ужинать. Я пошла, но по дороге на кухню вела внутреннюю борьбу. Я едва волочила ноги, которые казались мне тяжелыми каменными глыбами. А еще меня одолевал ужасный страх, ведь я знала, что мне придется есть.
«Я себе сделаю чай. Я не голодна», — ответила я и пошла за чашкой. Эта фраза стала триггером всего, что случилось после.
Отец бросил приборы на тарелку, резко встал из-за стола, вышел на улицу и закурил. Он даже не успел притронуться к еде. Я знаю, что ему было больно.
А мама… Мама чувствовала себя беспомощной. Она смотрела на меня и боялась потерять. Она смотрела на своего ребенка, который погибнет, если его не спасти. Мама не нашла ничего лучше, как встать передо мной на колени и умолять не губить себя.
Внезапно, прямо как в драматическом фильме, мы обе стали плакать навзрыд. Я не хотела причинять им боль, да и себе, вероятно, тоже. Мне хотелось лишь одного: стать все меньше и меньше, чтобы меня только можно было заметить, но не более.
Анорексия чревата даже полным неприятием еды. Как правило, люди, страдающие расстройством пищевого поведения, отличаются искаженным представлением о себе и нездоровыми моделями питания, а еще они страшно боятся поправится.
К расстройству пищевого поведения может привести целый ряд факторов, таких как генетические (наблюдавшиеся уже в семье случаи расстройства пищевого поведения) или биологические (гормональный сбой и нарушение мозговой функции), и/или социальное влияние (стресс либо социальное давление).
Все время пока я находилась дома в селе, а это было больше недели, мы прямо не обсуждались случившееся. Все это время мама готовила по три раза в день в надежде, что я съем хоть что-то. Она же настоятельно просила сходить к психологу. Оба родителя переживали, но они не знали, как и чем мне помочь. В полной беспомощности они просто были рядом со мной. Физически.
А еще во время пребывания в родительском доме я сделала стрижку боб — впервые в жизни постриглась так коротко. Мне словно хотелось еще больше уменьшить себя. Тогда же померяла пару розовых бридж, которые носила в 7-ом классе. Они каким-то чудом держались у меня на бедрах и не спадали.
А еще я считала дни до возвращения на новую съемную квартиру. Чтобы вернуться к своей жизни, когда я беспрестанно считаю, измеряю, взвешиваю.
Сказано — сделано. Только на этот раз, вернувшись в Кишинев, я еще больше уединилась. В город выбиралась редко и то только с Биатричией и в театр. За исключением одного вечера, когда оказалась на вечеринке с людьми, с которыми с тех пор мне ни разу так и не довелось пересечься.
Еще помню, что я позволила себе там на вечеринке немного поклевать еду, хотя в душе знала, что ждет меня дома.
Вечеринка только набирала обороты, но то множество людей и музыка давили на меня, поэтому я вызвала такси, чтобы поехать домой. Впрочем, не домой, а на съемную квартиру, в которую переехала. И первым делом, когда переступила порог квартиры, метнулась в ванную и вырвала.
Сжавшись в комочек, опустилась в ванной на плитку синего больничного цвета и все повторяла себе в полузабытье: «Илинка, Илинка, Илинка, ну сделай же что-нибудь с этим!».
Проблема уже была не в еде. Все было гораздо глубже. Я просто-напросто оторвалась от своего тела. И в глубине души мне очень хотелось, чтобы эти страдания наконец-то закончились. Но мне не хватило смелости. Поэтому я выбрала жизнь.
И только осенью на меня снизошло озарение. Тогда я поняла, что мне надо искать помощь. Это произошло после того, как я посмотрела To the bone («До костей»). Это был фильм о девушке, которая с трудом приходит в себя после анорексии на нервной почве.
Вместе с тем, я ничего не делала, а просто читала все, что попадалось под руку о расстройстве пищевого поведения и о питании в целом. К примеру, в книге «Когда тело говорит нет» канадский врач Габор Матэ объясняет, что «пищевые привычки непосредственно связаны с эмоциональными проблемами, возникшими в детстве, и переживаниями, которые испытываются в настоящее время. Пищевое поведение — то, как мы употребляем пищу и сколько едим, — тесно взаимосвязано с уровнем стресса, который мы испытываем, а также известными нам способами преодоления жизненных трудностей. Пищевые привычки, в свою очередь, влияют на работу гормонов, которые оказывают воздействие на репродуктивную систему женщины. Например, при анорексии менструальный цикл зачастую прекращается».
В то время до меня дошло, что регулярных месячных у меня не было более пяти месяцев, но я на это не обращала внимание, ведь меня заботило то, как я выгляжу в зеркале, сколько сантиметров составляет обхват моей талии и достаточный ли у меня просвет между бедрами, чтобы он был заметен, когда надеваю любую пару брюк.
Точных данных о расстройствах пищевого поведения, в том числе об анорексии, в официальной статистике наших властей нет. Вместе с тем, данные НАОЗ за последние восемь лет показывают, что число людей, сталкивающихся с эндокринными заболеваниями, нарушением питания и обмена веществ, то есть относящимися к категории, которая включает и расстройства пищевого поведения, практически постоянно растет.
Небольшая ремиссия наступила, когда моя подруга начала мой прикорм, точно так как мать поступает и мать со своим малышом. Она уговаривала меня попробовать чуточку того, потом чуточку другого. Она знала, что множество продуктов для меня некий красный флаг, поэтому искала альтернативы и приносила их в контейнере на занятия. Она убеждала меня, что если употреблять пищу разумно, то мне не будет плохо от еды.
Теперь три года спустя я попросила Биатричию объяснить, что двигало ею тогда, когда она решила изменить мое отношение к еде:
«Я просто не могла смотреть, как ты неизменно покупаешь свои сушки с отрубями и пресловутую воду без газа объемом 0.75 л. Это сочетание было полностью противоположным тому, что предпочитала я, ведь для меня еда всегда означала удовольствие. В твоем же случае еда была связана с существованием, то есть «съем что-то лишь бы не умереть». Я с трудом вытерпела все, пока чтение этикеток на продуктах питания буквально заменило мне книги, а подсчет килокалорий превратился в самую печальную математику. Я знала, что спасу тебя. И уже стала мечтать о совместных завтраках с круассанами и капучино, эклерах с халвой, о красном борще с домашним хлебом на обед и ужинах с пастой под бокал вина».
Собственно процесс восстановления оказался сложнее, чем я могла когда-либо представить. Мне потребовалось определенное время, чтобы осознать и принять следующий факт: пищевые расстройства — проблема, а ремиссия — спящий вулкан.
Хотя я пыталась питаться и получать с пищей больше 254 ккал в день, в том числе за счет еды, которую Биатричия приносила мне на занятия, все равно продолжала одержимо считать калории. Вдобавок стала чрезмерно заниматься физическими упражнениями. Проснулась — занимаюсь спортом. Пришла с занятий — занимаюсь спортом. Что-то съела — занимаюсь спортом. Вот такой неразрывный и бесконечный порочный круг.
2020
Мне удалось немного обуздать свое одержимое поведение только к январю 2020 года, когда взяла себя в руки и отправилась на прием к гинекологу. Наверное, я была поцелована Богом, раз, волею случая, попала именно к ней. У врача был опыт работы с анорексичками, она сказала, что поможет мне восстановить менструальное здоровье, но предупредила для этого придется запастись терпением и приложить некоторые усилия.
Перед мной было два выбора, точно как в «Матрице»: или я привожу себя в норму, или по-прежнему делаю вид, что живу. Я выбрала первый вариант и начала лечение. Кроме таблеток оно предполагало и сбалансированное питание. Каждый прием пищи означал испытание на прочность. Каждый продукт питания был вызовом. Каждый глоток давался с трудом.
А еще я перестала изнурять себя спортивными занятиями, не вызывала рвоту, однако еще не избавилась от одержимого подсчета калорий, но в начале марта мои весы показывали 42. На первый взгляд в моей жизни наступал некий порядок. Увы, маскарад долго не продлился.
Весной, когда я стала весить 42 кг, нагрянула пандемия Covid-19. Тогда же у меня начались отношения с новым парнем, а в скором времени, когда ограничения немного ослабили, я устроилась работать на неполную ставку на портал #diez — мне удавалось совмещать работу с онлайновыми занятиями на факультете. Все это, по сути, не имело бы никакого значения, если бы все повороты в моей жизни на протяжении последних четырех лет не происходили летом.
Летом меня бросило из одной крайности в другую — за анорексией последовал период binge-eating, то есть компульсивного переедания. Я уже стала есть и когда не чувствовала голод. Поводом стало убеждение в том, что я фригидна, а мое тело далеко от стандартов привлекательности.
Следующие месяцы своей жизни можно обозначить словом жор. Я была в отчаянии и во всем чувствовала себя недостаточно хорошей. А еще мне хотелось заслужить любовь.
В итоге дело дошло до того, что я стала заедать свои эмоции, страхи и ощущение небезопасности. Я набрала вес. Вначале примерно 5 кг. Но потом за год их накопилось примерно 15. Поэтому я стала весить около 60. Это была обратная сторона ремиссии, она стала результатом того, что люди заставили меня думать о своем теле. Я полагала, что если поправлюсь, а брюки будут буквально трещать по швам на мне, то я буду достаточно хорошей и заслужу одобрение общества.
Сейчас, оглядываясь, у меня складывается впечатление, что мое тело стало своего рода флипчартом, на котором любой мог написать заглавными буквами разного рода вопросы: Ты набрала лишний вес? Не боишься еще больше поправиться? Ты заметил(а), как поправилась Илинка? По сути, я была телом. И ничем больше.
Пару раз сходила на сеансы к психологу, но толку от них было мало. Связи с психологом я не почувствовала, поэтому отказалась ходить к нему и стала искать решения самостоятельно. На этот раз мне надо было прекратить компульсивно переедать. Мне хотелось лишь одного — нормальной жизни. Мне хотелось наслаждаться собственным телом. Мне хотелось быть человеком, у которого есть тело. И все.
2021
Я стала тратить деньги на всякого рода марафоны по похудению, которые рекомендовали разные инфлюэнсеры в инстаграме. Марафоны давали результаты, но они были кратковременными. Марафоны помогали мне избавиться от излишка жидкости в теле, но не от проблемы в своей голове. Затем я пошла на всякие терапевтические сеансы детокса. Я перепробовала интервальное голодание, интуитивное питание, дефицит калорий. Пока не устала от всего.
Правда же была в том, что, пытаясь найти баланс, я нарушила баланс. Я просто-напросто устала насиловать свой мозг и свое тело.
А тем временем я, разумеется, обнаружила, что фригидность (кстати, этот термин впервые использовали в XIX веке для описания предполагаемого общего отсутствия сексуального желания и удовлетворения у женщин) — не заболевание. И даже не приговор. И просто смешно винить во фригидности одного из партнеров, если между ними отсутствует эмоциональное и физическое единение.
А потом были сплошные эксперименты. И когда мне казалось, что я, наконец-то, избавилась от палача по имени пищевое наваждение, все возвращалось на круги своя и мне приходилось начинать с нуля.
Мне бы хотелось на этом закончить и сказать, что все последовавшее в течение третьего года борьбы с пищевыми расстройствами закончилось эдаким хеппи-эндом с розовым бантиком. Я даже написала первый конечный вариант этого эссе, но потом удалила его, потому что скрыла. Я скрыла все, что чувствую по-настоящему сейчас в свои 25 лет при своих 52 кг. И я не могу прятаться за словами, в которые не верю полностью.
Порой мне еще случается задаваться вопросом, а не пожалею ли я, если съем пасту или же какую-нибудь вредняшку в McDonald’s.
Порой мне еще случается по привычке выискивать на этикетке продуктов их энергетическую ценность.
Порой мне еще случается ловить себя на мысли, что хочется достать из шкафа желтые кухонные весы.
Порой мне еще случается измерять пальцами обхват кисти руки.
Я еще не избавилась до конца, но вопреки всему этому теперь знаю, где проходит моя личная граница. А мое тело перестало быть помойной ямой и я больше никому не позволяю превращать его в тему для обсуждения.
Но самым большим откровением после всего пережитого мной стало осознание того, что в этой жизни твои килограммы не имеют никакого значения, пока тебе комфортно в твоем теле.
И что ни у кого нет права диктовать тебе, как ты должна выглядеть.
И если ты съешь кусочек торта в твоей день рождения, когда тебе исполняется 21 год, к примеру, ничего страшного не случится.
И если что-то не складывается в отношениях с твоим парнем, то это не конец света и не твоя вина.
И что самое печальное потерять себя, а самое сложное искать себя после этого.
Но ты не переставай искать, ведь наступит день, когда ты посмотришь на себя зеркало и увидишь там больше, чем просто кусок мяса.
Фото – Влайку Бундуки