«В селе я как будто звезда»

Слова врача тяжелыми ударами молота отдавались в мозгу Тамары. Если бы земля разверзлась под ней, то она, не мешкая, прыгнула туда. Тамара никак не хотела поверить, что подцепила именно «эту постыдную болячку». Как будто не хватало всего, что ей довелось пережить  до 22 лет. 

Семейный врач смотрел на нее с презрением. Врач-инфекционист все размахивал перед ней руками, пытаясь объяснить, что «все не так страшно и можно жить с этим вирусом, что такая болезнь бывает и у  богатых и что у них все в ажуре».

Тамара с трудом поднялась со стула –  ноги  подкашивались, руки дрожали. В голове роились всякого рода мрачные мысли. Она ничего не сказала в ответ ни мужчине в белом халате, который пытался ее  приободрить, ни семейному врачу, который давал ей какие-то указания. 

Вышла в узкий коридор, застеленный дорожками из разноцветных полосок ткани, и оперлась о стену, выкрашенную в сине-сизый цвет. Молча прошла мимо женщин, сидящих на деревянных стульях, которые наперебой  интересовались у нее,  вызовет ли и их на консультацию «врач, приехавший аж из города»,  и отправилась домой. 

Улочки деревушки казались ей чужими, весеннее солнце – слишком жарким, домики, стоящие вразнобой на темном склоне, в тот день показались ей великанами, которые словно показывали на нее пальцем и вещали в каждую открытую дверь, что, мол, «у Тамары ВИЧ».

«Господи, до чего я докатилась? Хоть бы дите было здоровым, а то мне уже кранты», –  говорила она про себя, поглаживая огромный словно арбуз живот. Она была на седьмом месяце. Тамара была беременной четвертым ребенком.

Дома ничего не изменилось. Трое детей, которых она родила одного за другим, беззаботно резвились  во дворе, в то время как ее родители поили скот и раскладывали корма в яслях. Заметив, что дочь такая бледная, мать подошла к ней и мягко спросила:

– Что с тобой?

Слова не шли из глотки. Только иссохшие губы  двигались.

– У меня та самая болячка,  мама. СПИД!  

Старуха едва не лишилась чувств. Вскрикнула от отчаяния, затем запричитала. На помощь  примчался отец, который взял  ее подмышки, помог дотащиться в дом, уложил на постель и побрызгал  водой на лицо. 

Тамара не сдвинулась с табуретки, на которую  рухнула. Так и  застыла у дверей. «Мать не могла прийти в себя. Тогда она долго  лежала. Чтобы у единственной дочери да такая болячка?».

Впрочем, они ее не выгнали из дому, хотя Тамара именно этого ожидала. Зато долго упрекали  в том, что все  ее проблемы от мужа, которого «сама и  выбрала, поэтому теперь тебе со всем этим и жить». Ей  же  хотелось найти в лице родителей поддержку,  хотелось, чтобы они сказали: «Ладно, бывает, случается». Но не нашла. Ни тогда, ни позже. Хотя с годами упреков стало меньше.

За пару недель до того, как она узнала печальную весть, ее  муж уехал на заработки в Российскую Федерацию. Тамара решила сообщить ему о вирусе, когда вернется. Сочла, что так будет лучше. 

В течение следующих двух месяцев до рождения четвертого ребенка она все не находила себе покоя, пытаясь найти ответ на  вопрос: «Где же я  могла его подхватить?».

В голове крутились два сценария. Могла заразиться от мужа, «который не пропускал ни одной юбки». Если бы прогнала его в то утро, когда вернулся домой с синей шеей… Но как же «оставить детей без папаши?».

Второй сценарий был, связан с больницей. «На втором месяце, когда стала на учет по беременности, все было хорошо. У меня ничего не было. На пятом месяце  опять прошла все осмотры и снова ничего. Но вот  на седьмом месяце уже была заражена. На втором месяце, когда меня осматривал молодой и неопытный гинеколог, мне показалось, что он использовал  и при моем осмотре инструмент, которым пользовался во время осмотра предыдущей женщины, но не промыл его».

Но она не была уверена. Ни в чем. Ни в первом сценарии, ни во втором. 

Как показывает национальная статистика, с 1987 года по 2020 год в Республике Молдова, в том числе в левобережном регионе, зарегистрировано в общей сложности 13.656 ВИЧ-инфицированных, 4.437 случаев СПИДа и 3.879  летальных исходов. 

*

 

Глухим. Именно таким казался Тамаре Бог 13 лет назад. Он не внял ее молитвам, чтобы Ионел родился здоровым. Женщина даже не успела обрадоваться его появлению на свет, как было в случае остальных детей. «Свистопляска началась уже в больнице».

В Бельцы приехала в канун 7 апреля 2008 года. По словам  женщины, как только врачи узнали, что у нее ВИЧ, сразу же  изолировали ее в отдельную палату. Спустя пару часов  больничный гинеколог сказал как отрезал: «Тебя я кесарить не собираюсь!». Тамара пыталась было возразить, настаивала на том, что ей противопоказаны естественные роды. По крайней мере, так сказаа ей кишиневский врач, который осматривал ее на восьмом месяце беременности. «Да ты никак шутишь?  У меня дети дома!»,  –   отметал гинеколог все ее доводы. 

После естественных родов  провела 7 дней в той же палате в одиночестве. Рассказывает, что за все это время никто не пришел ее осмотреть.  Только медсестра заглянула к ним дезинфицировать остаток пуповины малыша, который слишком  сильно засох.

«Думаю, эта профессия [профессия врача – прим. ред.] для мудрых людей. Можно ведь подумать,  ладно, ведь это же женщина, это же живое существо, это же человек?». Спросила медсестру, в порядке ли малыш, здоров ли он. Та ничего не ответила.  Лишь пожала плечами.

«И только при выписке ко мне подошла врачиха. Я так и не знала, ВИЧ-инфицирован ли Ионел. Мы сдавали анализы и надо было дождаться результата. Были одни только предположения. Та женщина разговаривала со мной так по-доброму, что я плакала только от одних ее слов. Своими теплыми словами она утешила всю мою душевную  боль».

Дома вела себя словно была в бегах. На людях почти не появлялась. «Пару месяцев, наверное,  вообще никуда не выходила. Мне казалось, что все глазеют на меня и все всё знают».

В начале лета из Москвы вернулся и ее муж – Петре. Сообщила, что ему надо  сделать тест на ВИЧ.  Он никак не отреагировал на новость, вспоминает женщина. Когда тест подтвердил, что муж ВИЧ-положительный, Тамара стала думать о  первом сценарии заражения. В душе осталась пустота. Его не стала упрекать, а лишь проклинала про себя тот день,  когда они встретились.

«Риск для медперсонала, задействованного в родовспоможение, возможен как в случае естественных родов, так и в случае кесарева сечения. Врачи должны знать, что общие меры предосторожности обеспечивают очень высокую степень защиты, в том числе против  высокозаразных вирусов, таких как, к примеру, гепатит. 
 Кроме того, врачам известно о постконтактной профилактике (начало приема АРВ-препаратов не позднее, чем  через 72-часов после профессионального инцидента, и продолжение их приема в течение 28 дней предупредит ВИЧ-заражение).   Не должно быть случаев отказа врачей оказать указанную медпомощь»,  – утверждает врач и  координатор по антиретровирусной терапии Подразделения по координированию Программы профилактики и контроля ВИЧ/СПИДа и инфекций, передающихся половым путем, в Республике Молдова Светлана Попович.

 *

Священник еще не знал, что у Тамары ВИЧ. Женщина пришла к такому выводу, проанализировал его отношение к ней, когда обратилась  к нему с просьбой о крещении Ионела. 

Ей сказали прийти в воскресенье. Она еще поинтересовалась, не против ли он крестить ее мальчика в одной и тоже освященной воде с другим новорожденным. Услышав  согласие священника, Тамара обрадовалась: «Зачем же мучиться бедному человеку и петь дважды?!».

В то самое воскресенье надела свою лучшую одежду, купила  ритуальные полотенца и вся в волнении отправилась в церковь в сопровождении супруга и нескольких родственников. 

Тамара была сложенная широкоплечая женщина с сильными руками и волосами до плеч. Шла по дороге и улыбалась «даже воробьям на плетне». Она была счастлива, что не прямо все село, как ей казалось, в курсе, что у нее ВИЧ.

В церкви стояла тишина, окутанная запахом ладана. Пламя свечей играло, отражаясь в темных окнах. Первого ребенка уже крестили. 

«Как же так?»,  –  в недоумении задавалась Тамара вопросов. Ведь они пришли на 15 минут раньше установленного времени?  «Я ничего не понимала».

Замешкавшийся перед ответом священник смел все охватившее радостно-взбудораженное состояние. А когда в другом конце церкви заметила семейного врача, ее состояние сменилось страхом и отчаянием. «Мне все стало ясно».

Священник промямлил какое-то объяснение о том, что «врачиха, мол, участвовала в том же крещении, которое  я должен был провести одновременно с крещением твоего мальчика, сказала мне, что Ионел болеет, поэтому мне надо  окунать их в купель по отдельности».

Пот стекал со сморщенного лба женщины. Ей казалось, что по голове и по  спине у нее пробежали мурашки. «Меня как будто в чем-то  обделили. Я  почувствовала себя обиженной – как будто я какой-то страшный волк и все меня уже стали сторониться». 

Позже семейный врач попросит у нее прощения за разглашение статуса, но уже было слишком поздно, отмечает Тамара. «Это мне уже ничем не помогало. Для меня начался сущий ад».

Хотя врач и принесла свои извинения, она и по сей день относится к Тамаре холодно и опаской. И продолжает допускать  промахи. «В прошлом году мне надо было поехать на летний лагерь для ВИЧ-положительных и  потребовалась справка от семейного врача. Когда отнесла справку организаторам, те начали смеяться и объяснили мне причину их смеха:  «Отлично работает твоя врачиха. А зачем приписала внизу ВИЧ? Кому это надо было?».

«В целом четыре из десяти человек, живущих с ВИЧ, сообщили о случаях, когда их статус разглашали без из согласия»,  –  утверждает страновой менеджер ЮНЭЙДС Светлана Плэмэдялэ, комментируя инструмент для исследования и измерения стигмы и дискриминации среди живущих с ВИЧ, примененный в 2018 году в Республике Молдова.

 Хотя медработники и обязаны по закону хранить врачебную тайну, подтверждает  в свою очередь врач и  координатор по антиретровирусной терапии Подразделения по координированию Программы профилактики и контроля ВИЧ/СПИДа и инфекций, передающихся половым путем, в Республике Молдова Светлана Попович.

 «Увы, мы еще сталкиваемся с подобными случаями, когда медик разглашает статус пациента. При этом, в соответствии с  этическими нормами, врачи  не должны забывать ни об уважительном отношении, об эмпатии вне зависимости от медицинской проблемы, с которой сталкивается пациент»,  –  подытожила Светлана Попович.

 *

Из всей информации, полученной от врача-инфекциониста на седьмом месяце беременности, и от кишиневского врача спустя месяц, Тамара отлично запомнила несколько вещей, которые ей непременно следовало сделать: родить с помощью кесарева сечения, каждый день принимать  таблетки, кормить малыша молочной смесью и давать ему сиропы против ВИЧ.  

Родить с помощью кесарева сечения ей не удалось. Таблетки в целом принимала, но Ионелу ничего не давала против ВИЧ. «В больнице мне ничего не выдали»,  –  говорит женщина, как бы пытаясь найти себе оправдание. 

Зато по совету  двух врачей  кормила Ионела молочной смесью. Каждую неделю ездила в райцентр и покупала ее. За счет пособия на Ионела. Хотя  закон  предусматривал, что у нее есть право быть обеспеченной «бесплатным искусственным питанием».

«Молочную смесь она должна получать [от государства]. Сиропы [против ВИЧ] ей тоже должны были выдать из Кишинева. Так обстояли тогда дела, ведь дело было еще до децентрализации. А если не пришла, то это уже ее проблема. Она что-то не поняла. Ответственность возлагается на мать. Мы не полиция, чтобы бегать за ними и обязывать»,  –  заявил врач-инфекционист и координатор  Национальной программы профилактики и  контроля ВИЧ/СПИДа и инфекций, передающихся половым путем, Юрие Климашевски.

Между тем, примерно спустя три месяца после рождения Ионела, Тамара отправилась в город. Как обычно сняла  деньги в банке и купила две банки молочной смеси. Она  шла к автовокзалу, когда рядом с ней резко притормозила машина и кто-то крикнул ей: «Садись быстрее! Твой ребенок в реанимации!».  Это был ее брат. Ионела рвало кровью. 

С того дня и до семи месяцев Ионел все лежал по больницам – и районным, и муниципальным, и республиканским. За все это время Тамаре довелось пережить самые неприятные моменты в свой жизни и услышать самые унизительные слова в свой адрес. «Я, наверное, постарела лет на 100».

Вначале ей не разрешали лежать вместе с малышом в больнице, ведь мальчик находился больше в интенсивной терапии, чем в палате. Ей надо было пробираться под окнами больницы и заглядывать туда украдкой. Порой случалось, что какая-нибудь медсестра сжалится  над ней и пустит  переночевать рядом с мальчиком. «Я никому не пожелаю увидеть то, что довелось увидеть  мне. Мой ребенок лежал  словно распятый, руки у него были привязаны к доске, он был оцепеневшим. Он орал до вечера, пока я приходила и брала его за ручку. Только тогда успокаивался».

Когда врачи в регионе уже не знали, что делать, перевезли Ионела в Кишинев.  По дороге Тамаре  довелось присутствовать и при остановке сердца у ее ребенка. Затем, когда они приехали в столицу, голодала. «Меня не пускали к сыну, тогда я нашла в подвале какие-то матрасы. Там спала и  выжидала, когда меня пустят к нему [чтобы увидеть]. Мне не выдавали даже какую-то баланду».

Но самым большим потрясением  для нее стал случай, когда Ионелу должны были сделать какие-то анализы крови, а врач, после того, как коллега что-то прошептала на ухо, с  упреком выпалил Тамаре: «Дура набитая! Если знала, что твой ребенок заражен, какого рожна запихнула мне его на руки?!».  Это был самый страшный  случай для меня, это причинило мне самую сильную боль. Я считала, что он  еще не больной, а они  [уже] знали, что он больной…».

В Республике Молдова лечение против ВИЧ стало доступным инфицированным только в 2003 году – спустя 16 лет после первого зарегистрированного случая. «До того времени мы лечили симптоматично. Если тебе установили диагноз, то лет через 5-7 ты умирал»,  – вспоминает врач-инфекционист и координатор   Национальной программы профилактики и  контроля ВИЧ/СПИДа и инфекций, передающихся половым путем, Юрие Климашевски.
Он признает, что в системе еще сохраняются  элементы дискриминации людей с ВИЧ, при этом утверждает, что изменения все же происходят. «Раньше, узнав, что у пациента ВИЧ, к нему никто не хотел подходить. Теперь дискриминации стало  гораздо меньше. Люди начинают понимать, что ВИЧ ничем не   хуже гепатита С».

После того, как Ионелу назначили антиретровирусное лечение – «какие-то сиропы», насколько вспоминает Тамара,  – «мальчика перестало рвать и он стал чувствовать себя  гораздо лучше». А когда после четырех месяцев,  проведенных в больнице, Тамара и Ионел вышли из автобуса, который привез их в село, муж  ждал их на остановке. Они не задавал  никаких вопросов. Она ничего не сказала.  Только попросила подержать Ионела, потому что у нее устали руки 

Дело было осенью. Дул  холодный ветер. Тогда Тамара чувствовала огромную несправедливость. И голод, от которого желудок буквально переворачивало. Дала Петре несколько минут, чтобы  тот расцеловал мальчика, затем набросилась на него с кулаками,  не обращая никакого внимания на взгляды ошарашенных происходящим прохожих. 

«Все это только из-за тебя!».

*

Однажды вечером Тамара отправилась в сельский магазин. Над весами висела едва светившая лампочка, а продавщица, которая опиралась локтями на прилавок, листала тетрадь, куда записывала, кому отпускала товар в долг. 

– А ну быстро вышла! Я тебе ничего не продам! – повелительным тоном рявкнула продавщица.

В полном недоумении от услышанного Тамара не смогла понять, о чем  речь, но все же смогла выдавить из себя пару слов:

– Я хочу буханку! Прошу! Что на тебя нашло?

– Вон! Позови своих мать или отца. Тебе ничего не дам. У тебя та болезнь и я не хочу подцепить что-то от тебя.

Она была тогда ошеломлена, вспоминает Тамара.  Разрыдалась и вышла. На улице не знала,  куда податься и как успокоиться от пережитого унижения. Села на камень на перекрестке. Ей хотелось пойти домой и избить мужа до смерти. «Только из-за него все это со мной происходит». 

Люди,  живущие с ВИЧ-СПИДом, занимают второе место среди наиболее дискриминируемых социальных групп в Республике Молдова – их   опережают в этом отношении только представители сообщества ЛГБТ. Такие данные показал Индекс социального сплочения и примирения (SCORE), составленный ООН в 2018 году.
Как показало это же исследование,  60% респондентов   заявили, что им не хочется жить в одном сообществе с лицами из соответствующей группы. При этом 31% общего населения называет людей с ВИЧ/СПИДом «несчастными» и «опасными», показало другое исследование  относительно восприятия и отношения к равенству в Республике Молдова.
 Как выяснилось в ходе  исследования  «Восприятие насчет прав человека», разработанного в 2021  году по заказу Офиса Народного адвоката,  люди,  живущие с ВИЧ, указывали, что чаще всего они сталкиваются с несоблюдением социальных прав и права на здоровье. «Отдельные медработники отказывают им в определенных медицинских процедурах, если знают об их ВИЧ-статусе, либо отличаются поведением, которое такие люди расценивают как неуважительное, а подобные случаи заставляют их скрывать свой статус»,  –  говорится в исследовании.
 «В Молдове практически каждый  живущий с ВИЧ, сам себя стигматизирует определенным образом: либо считает себя виновным в произошедшем, либо сгорает от стыда, либо отличается заниженной самооценкой. Также среди представителей этой категории наблюдается и  тенденция к суициду. А все эти эмоции и переживания  отдаляют таких людей от услуг, связанных  с тестированием, лечением и социальной жизнью, отрицательно сказываются на качестве лечения, качестве жизни и на качестве интеграции в общество. Дело в том, что систематическое лечение снижает вирусную нагрузку практически до нуля и люди перестают  передавать инфекцию»,  –  поясняет страновой менеджер ЮНЭЙДС Светлана Плэмэдялэ.

Вспоминает, как увидела его в первый раз. Он стоял перед домом ее родителей. Уставший и со скучающим видом, да с сигаретой во рту. Мужчина привез им с поля несколько прицепов  кукурузы. «У нас было очень много скотины и ей нужны были корма».

Тамара даже не заметила высокого сильного с узловатыми руками мужчину. Зато его черные глаза сразу же загорелись. Предложил донести вместо нее охапку очищенных стеблей. «Да брось, дядь,  мне не нужна помощь»,  –  смело отшила его 18-летняя девушка.

Тогда ей и в голову не могло прийти, что 32-летний дядька  станет ее мужем. Она бы не вышла за него замуж, уверяет Тамара, если бы не родила в 15. Мальчик как-то пожаловался, что ему не с кем играть, а более старшие соседские дети издеваются над ним из-за того, что он растет без отца.

«Когда услышала, что он крича, заходит во двор, почувствовала, что от него разит мочой… Дети раздели его прямо посреди дороги и помочились на него. Никто не знает, чтó чувствовала я тогда, ведь я его мать. Будь я на месте Андрюши, я бы им показала, а так с кем мне драться? С их родителями? Дети перенимают от родителей то, что видят, что слышат, то, чему они их учат».

Поэтому, когда поняла, что тракторист ухаживает за ней,  подумала, что это ее шанс – тогда в селе перестанут показывать на нее пальцем, что она без мужа и что ее ребенок растет без отца. «Он был старше на 14 лет и я думала, что у него мозгов больше, чем у моего первого, что он более рачительный хозяин, но, увы, ошиблась».

Сжимая руками раскаленные виски, Тамара проплакала на камне, стоящем на перекрестке, пока осенний  холод не пронизал ее до самых костей. 

Сегодня, будь у нее возможность повернуть время вспять, она бы объяснила продавщице, что «этой болезнью не заражаются так, как вы думаете – выпил из одного стакана и все. Но в 20 с чем-то лет мозгов  маловато, конечно».

ВИЧ-инфекция никак не передается через слюну или касания, во время игры, в ходе спортивных мероприятий и т. д., утверждает врач и  координатор по антиретровирусной терапии Подразделения по координированию Программы профилактики и контроля ВИЧ/СПИДа и инфекций, передающихся половым путем, в Республике Молдова Светлана Попович. «Существует три главных пути передачи ВИЧ: половым путем, через кровь и от матери к плоду. В слюне, поте, моче, слезах не содержится достаточное количество вируса, чтобы  заразиться ВИЧ»,  – поясняет она.
 Однако «изменение отношения в целом в самое ближайшее время невозможно, и неважно, о каком именно явлении идет речь»,  –  считают представители  Совета по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства
Дело в том, что «для изменения отношения необходимо затрагивать щекотливые аспекты, связанные с воспитанием, стереотипами, институциональной памятью, обычаями, традициями,  укоренившимися в подсознании общества».
Соответственно, над этим  аспектом следует работать «в долгосрочной перспективе с помощью воспитательных мер, информационных кампаний» и пр., а также «путем привлечения всех заинтересованных сторон: государства,  людей, живущих с ВИЧ, национальных правозащитных учреждений, профильных организаций гражданского общества».

Презрение сельчан отразилось не только на Тамаре. Однажды летом ее старшая дочь София играла перед воротами в футбол с группой детей. Из-за скорости и стремления тоже забить гол, она случайно ударила мальчика, а из пальца на правой ноге у нее пошла кровь. Тогда девочка вышла из игры и направилась к стоящему рядом колодцу промыть рану.

Рядом с Тамарой несколько соседок  толковали о том о сем. Вдруг две начали ругаться «из-за детей». Тамара научилась не совать нос, куда не следует, поэтому наблюдала дальше за тем, как  ребятня резвилась, но мысли у нее витали  где-то далеко. 

«Посмотрите-ка на эту хозяйку! Щас позову всех соседей, чтобы вилами прогнать ее из села!». Тамара вырвалась словно из пелены сна, когда поняла, что угрозы соседки относятся к ней. Даже не успела понять причину, как та стала ее бранить. «Вилами надо гнать их»,  –  продолжала соседка свою тираду. «Спидники нам в селе не нужны. Ее дети заразят наших. Иди туда, куда уже ходила».

Когда все это произошло, София еще  была у колодца. Ей хотелось не быть  там, ей   хотелось, чтобы соседские дети, которые и так с трудом  принимали ее в свои игры, ничего не слышали из упреков взрослых. Но было уже слишком поздно. Склонила голову, уперлась взглядом в землю и поспешила удалиться свой двор.

У Тамары кровь хлынула к голове. «Слишком много обиды   накопилось  на них. Никто не должен оскорблять моих детей. За это я и убить могу».

– А ну-ка послушай: Я уводила твоего мужа из постели?

– Так нет же.

– Я тебя заразила?

– Так нет же.

– Я твоего ребенка заразила?

– Так нет же.

Несколько секунд женщины молча смотрели друг на  друга, но про себя Тамара костерила их на чем свет стоит. 

Когда-то соседки были ей подругами. С ними она делилась плациндами, полученными за упокой чьей-то души «в трудные времена, когда питались одной мамалыгой». С ними собирала на поле табак или яблоки в садах. С ними играла на улице, пока взошедшая серебристая луна  заставляла их разойтись по домам. 

Тогда они ее уважали. И прозвали «трактором  нашей улицы», ведь никакая затея или проделка не обходились без ее участия. «Если я не выходила играть, то не выходил никто. Я  тянула нити от одного забора к другому на противоположной стороне улицы, я пугала людей. Боже мой, сколько ночей мы бегали  по кладбищу! Я была предводительницей».

Но все это позабылось. Приятные детские воспоминания остались похороненными в позабытом прошлом. Однако Тамара не  затаила на них обиду. «А за шо мне на них обижаться? Они   [же] мозги не включают. [Они] не знают, что им может ждать завтра».

В июне 2021 года в Нью-Йорке Республика Молдова  обязалась положить конец эпидемии СПИДА   до 2030 года. Это означало, что в  течение следующих 9 лет стране предстоит достичь целого ряда целей, в том числе насчет нулевого уровня дискриминации. Вместе с тем,    координатор   Национальной программы профилактики и  контроля ВИЧ/СПИДа и инфекций, передающихся половым путем, Юрие Климашевски не уверяет, что цели будут достигнуты. Это объясняется и тем, что власти  не выделяют достаточно денег на борьбу с дискриминацией и стигматизацией людей живущих с ВИЧ.
«У государства нет финансирования на массовые кампании. Существует финансирование за счет средств Глобального фонда. Без этого финансирования все бы сводилось к обычным лекциям в учреждениях, но их воздействие равно нулю. […] В национальной программе  не прописано ни одного   отдельного мероприятия по поводу дискриминации. Они предусмотрены кампаниями, которые организуются весной и  зимой. Но специальные кампании по дискриминации не проводились ни в нынешнем году, ни в прошлом».

Kогда Ионел пошел в детский сад, Тамара уже знала, что ее ждет. Поэтому после недели, отведенной на адаптацию, женщина без предупреждения пошла в детский сад к обеду и от увиденного расплакалась. Ионел сидел в углу один за столом. Приборы  у него отличались от тех, которыми  пользовались остальные дети.  Она умоляла и воспитательницу, и  заведующую больше так не делать. «Прошу вас, не отвергайте его, он же  дите. Пусть играет с остальными, пусть ест вместе со всеми».

Потом досталось и остальным братьям, которые ходили в школу. Никто не хотел сидеть с ними за одной партой, а на переменах все сторонились их. Даже по воскресеньям, когда дети, играя, забывали обо всем, всегда находилась какая-нибудь односельчанка, которая  вмешивалась: «А ну  бегом отсюда   – вы не знаете, что у них за болячка и чего вы от них наберетесь!»,  – вспоминает София, которая в нынешнем году  закончила девять классов.

*

В какой-то момент Тамаре пришлось  оставить отчий дом. Вместе с семьей она перебралась в другую часть села, расположенную высоко на холме. Нашла однокомнатный дом, стены которого были сплетены  из прутьев и обмазаны толстым слоем глины,  как строили в старину. «Он был похож на улей». Зато там был огромный двор, где она высадила 400 стеблей рассады помидоров… И все принялись».

Когда помидоры созрели, соседские куры пробрались сквозь ветхий забор и выклевали результаты ее труда. Тамара собрала остатки испорченного урожая и показала их старухе-соседке. Та лишь процедила сквозь зубы порицательным тоном, что не собирается  запирать своих кур в курятнике из-за нее.

«В таких случаях ничего не сделаешь. Как быть с человеком, которому ни до чего нет дела?»,  –  успокаивала себя Тамара. Но соседские куры продолжали совершать набеги в ее   огород. Пошла она к старухе с подолом обклеванных помидоров и во второй раз, и в третий. Когда поняла, что по-доброму проблему не решить, отпустила с цепи пса, который выбрал «самых упитанных». 

Через пару дней соседка ворвалась во двор к Тамаре, крича, что есть мочи: «У тебя та самая болячка,  ш***а ты подзаборная!  Где-то т****ь, а теперь хочешь всех нас заразить».

После целого месяца скандалов и оскорблений, запугиваний и мата, Тамара уступила и перебралась в дом своего дедушки в другой части села, где живет и по сей день. «С тех пор, думаю, все от мала до велика знали, что у нас ВИЧ. Каждый человек в селе смотрел на меня как на, как сказать, на ту богиню, которая вышла их могилы… Фараон или как?… Мумия (черт побери)! Вот так на меня смотрели».

За 2016-2020 годы в  Совет по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства поступили 11 жалоб, авторы которых ссылались на дискриминацию из-за ВИЧ, однако только в шести случаях выявлен факт дискриминации:  в  двух  случаях речь шла о дискриминации в  плане доступа к публичным благам и  услугам, еще в двух – об   ущемлении достоинства, а в двух других – о дискриминации, связанной с трудовой деятельностью.

 Небольшое число жалоб по поводу дискриминации из-за ВИЧ «не означает, что права серопозитивных людей соблюдаются»,  – предупреждают представители Совета. «Это говорит лишь о том, что жертвы дифференцированного отношения не уверены в успехе своих   жалоб и в том, что подача жалобы по факту дискриминации принесет какой-то результат». 

 

После заражения ВИЧ прошло 13 лет, но Тамара ни по сей день не избавилась от унижений со стороны сельчан. «Только сейчас мне проще справляться со всем этим. Когда иду по селу, то я такая счастливая, ведь я  одна здесь такая… В селе я как будто звезда. Эта болезнь меня никак не стрессирует. Просто вначале мне было тяжело. […] Я привыкла не принимать все близко к сердцу. Если бы я принимала все близко к сердцу, я и так седая, а в свои 35 лет была бы вообще белее снега».

И все-таки случаются инциденты, которые ее печалят. Во время пандемии одна из  невесток выдавала дочку замуж и попросила Тамару помочь с приготовлением блюд. Женщина изо всех сил старалась, чтобы  жена ее брата была довольна очищенным картофелем, натертой морковью и пожаренными котлетами. Но когда начала расставлять тарелки на столе, к ней подошла  другая невестка, которая стала ее  ругать: «Не прикасайся к  тарелкам и вообще никуда не суй свои руки».

С тех пор, как и ее невестки узнали, что у нее ВИЧ, хотя они  ничего ей не одалживали, Тамара заметила, что те от нее отдалились. Но в глубине души она все же рассчитывала на чуточку уважения и понимания.

«Если я больная, то после меня никто не ест. Я это знаю. На праздники мои невестки никогда не разрешают мне что-то делать. Можно быть набитым  дураком, чтобы подумать, что они не в курсе. Здесь не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, в чем  дело».

На своих невесток она не обиделась. Много размышляла об этом на холодную голову. Провела своего рода черту и поняла, что сама виновата во всем, что с ней происходит. «Все дело в том, чтó именно я выбираю, в том, что тогда мне не хватило ума думать так же логично как сейчас».

Тамара сама себя осуждала и во всем винила только себя и тогда решила, что будет давать отпор по-своему. Старшего сына, который работает полицейским и скоро женится, Тамара попросила не говорить супруге о том, что у нее, у ее мужа и у Ионела ВИЧ. «Если узнает, она тебя бросит».

«Хотя о ВИЧ говорится очень много, но она остается постыдной болезнью. Ее можно  подцепить по глупости. Именно по глупости. Я многое знаю. Я много читала и все отлично понимаю, но люди ничего о  ней не знают. С тех пор, как началась эта свистопляска с коронавирусом, люди позабыли о ВИЧ. Теперь эта болезнь серьезнее, поэтому и я могу, наконец,  немного передохнуть».

На протяжении последних лет гражданское   общество обращало внимание на то, что риторику, призывающую к ненависти и подстрекающую к дискриминации,  все чаще используют как в политическом, так и в религиозном контексте.  Только  в 2019 году Ассоциация Promo-LEX выявила 835 случаев риторики, призывающей к ненависти и подстрекающей к дискриминации,  по отношению к   различным группам людей. 

При этом эксперты Ассоциации Promo-LEX  обращают внимание на то, что, судя по результатам мониторинга предыдущих предвыборных кампаний, риторика, опирающаяся на различные формы нетерпимости, служит инструментом, который все чаще используется в электоральных процессах в Республике Молдова. 

*

Тамара согласилась поведать  своею историю только при условии, что мы не станем общаться ни с семейным врачом, ни с продавщицей, ни с ее родителями и мужем. Исключением стала лишь ее  старшая дочь София.

«[В селе] все только устаканилось и мне не хочется   дразнить собак. Если позвонишь врачихе, она  спросит, почему я жаловалась. Короче говоря,  получится, что я опять разворошила всю эту грязь. Продавщицу я простила, мы даже помогали друг другу и мне не хочется портить с ней  отношения. Бог с ними».

Такое условие наша героиня выдвинула из-за того, что   примерно четыре месяца тому назад устроилась уборщицей в примэрию и ей не хочется потерять те приятные и ценные моменты, которые  приносит ей новая работа. «Женщины в примэрии меня так сильно уважают, что я даже не рассчитывала на  подобное уважение от таких важных людей. Я ведь была никем».


 

Любое лицо, ставшее жертвой дискриминации, может подать жалобу в Совет по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства лично в офисе учреждения либо через платформу DEPUNE O PLÂNGERE (ПОДАЙ ЖАЛОБУ) на сайте   https://egalitate.md/depune-o-plingere/.


Эта статья подготовлена при участии Совета по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства, Офиса Народного адвоката и Ассоциации Promo-LEX.

Эта статья разработана в рамках регионального проекта «Улучшение доступа к правосудию для жертв дискриминации, преступлений, обусловленных ненавистью, и риторикой, призывающей к ненависти», софинансируемого Европейским союзом и Советом Европы и осуществляемого Советом Европы в рамках их «Партнерства во имя эффективного управления II». Мнения, выраженные в настоящем документе, не могут считаться отражающими каким-либо образом мнение какой-либо стороны.


Редактор румынской версии – Николае Кушкевич

Илююстрации – Диана Рошкован