Raisa RăzmerițăЖилище Мош Михая – последнее в цепочке хижин, укрывшихся среди деревьев и кустарников высотой с ограждающие строения заборы. Импровизированная на краю парка магала скрыта от людских взоров и не привлекает внимание властей. При появлении чужака, местные растворяются в зарослях, обступающих тропки в высокой траве. Лампады вместо электричества, вода из Быка вместо пригодной для питья водопроводной… в нескольких шагах от городской суеты пытаются спокойно жить люди.
Перед тем, как пересечь городскую черту, река Бык журча несет свои ручейковые воды через парк „La Izvor”. Сеть асфальтированных дорожек ведут к центральной аллее парка, которая упирается в кустарниковые и камышовые заросли. Здесь, совершенно неожиданно вначале, появляются участочки земли, огражденные проволокой, прутиками или живыми изгородями. Местами, видны шалаши, или даже строения, построенные из чего попало и напоминающие миниатюрные домики.
Тишину парка нарушает хриплый лай псины, завидевшей чужака. Калитка из сетки и выцветшего покрывала защищает от не на шутку разошедшегося четвероногого, а пройдя чуть дальше, оказываешься перед голубыми воротами. Во дворе, на ветру болтается подвешенный за ногу высохший трупик сороки. Мозаика, украшающая дом, узнаваемо напоминает виноградную гроздь. Над рисунком, выложено имя хозяйки «Юлиа».
Сад за домом граничит с сельской дорогой и растущей вдоль нее акацией. За акациевой полосой, Мош Михай вилами ворошит сухую траву, как будто потерял что-то в том месте. Затем, дед оставляет вилы у копенки и входит в загон, служащий приютом для черной в белых пятнах коровы. На отдельном пятачке, разлегся теленочек Лунелу. Ему три дня от роду.
«Ты ж сынуля папин!» старик млеет от нежности, открывая калитку загона. «Давай, вставай! Вставай, и к мамочке шагай», подбадривает его дед, подталкивая малыша сзади. Теленок неторопливо переставляет ноги, затем рывком подбегает к мамкиному боку. Он – ее точная копия, до самого последнего пятнышка.
«Очень тяжелый отел был. Втроем еле-еле извлекли его», бормочет дед, в то время как теленок сосет свой обед. Когда нащупал другой сосок, корова резко вздрогнула. Какие-то «злодеи» ранили ее, а шрам еще побаливает. Старик наслал для верности еще одно проклятие на супостатов и запер теленка в его закуточке. Он шестой в крупнорогатом семействе, за которым ухаживает мош Михай. И все черныши с белыми пятнами.
Было 13 голов, в какой-то момент. Выращивает, режет или продает, затем опять начинает сначала с разведением. Полагает, что его взаимоотношения с крупным рогатым скотом начались еще до его рождения. Его мать была на седьмом месяце, когда на нее упали ворота загона. Случились преждевременные роды. «Так Богу угодно было», восклицает старик.
* * *
В 70-х гг. прошлого столетия, когда город заканчивался улицей Бариера Скулень, мош Михай был сельским пареньком, только-только перебравшимся в столицу. А когда отец подарил ему корову, начал искать по городским окраинам поле для выпаса. Тогда и глянулся ему Парк Дружбы», как тогда назывался нынешний парк «Ла Извор», был свидетелем тогда, коак была «зарыта» одна из двух железнодорожных веток, пересекавшие парк, был свидетелем «рождения» четырех озер, а также памятного события – их последней чистки, каждый день наблюдал, как растут этажи четырех жилых зданий, соседствующих с парком. В месте своего обитания он ориентируется с закрытыми глазами.
В последние 30 лет он провел больше времени в своей халупе в парке, чем в городском жилище. Он покидает свою микровселенную только в дни получения пенсии, по случаю визита к врачу и для похода в булочную. В общем, пытается жить за счет того, что производит в своем хозяйстве. Излишек продает людям, с которыми встречается на территории местной оптовой базы. Там же, друг разрешает ему заряжать свой мобильный телефон.
Сидя на месте, мош Михай все пытается опереться на что-то, чуть наклоняя свое массивное тело не выше 1,70 м. Разменял восьмой десяток лет, носит дедморозовскую бороду, скрывающую пол-лица. Над слегка мечтательными глазами нависают кустистые брови. Порой снимает с головы кепку и огрубелыми, грязными и растрескавшимися от работы по двору пальцами гладит конопатую лысину.
На земле, работа никогда не заканчивается. Михай считает, что его подворье находится еще на этапе развития и трудится в этом направлении с усердием садовода. Мозаика, в которую хозяин вкрапливает в каждое время года новые детали. Осенью и весной все время находится в верхней части двора. Так выравнивает землю, готовит почву к посадке. Удобряет землю компостом, в связи с чем, урожай овощей у него особый.
Летом, заготавливает сено для скота в нижней части хозяйства, где у него устроен садок, который охраняет летняя кухня. Отсюда, как из сторожевой башни, открывается весь двор – летняя терраса, птичник, загоны для скота копны сена. Скот возвращается домой только вечером, после целого дня вольного выпаса.
* * *
Мош Михай ворошит вилами скошенную недавно траву, которую еще не успел снезти домой. Приходя коров напоить, набирает в обратную дорогу по десаге сена. Иногда окатывает сено горячей водой и смешивает с несколькими пригоршнями соли, дает настояться сутки. Назавтра коровам настоящее лакомство получается. «Мы-то сами как соленые помидоры и печеную картошку хрумкаем? » – улыбается розовощекий дедок.
– Снегурочка! – кричит старик на корову, привязанную к колу по ту сторону железнодорожной ветки, тянущейся параллельно реке Бык. «Иди ко мне, иди, хорошая!» приговаривает он, подходя к буренке, которая смотрит на него с кротостью. Что-то бормоча, дед гладит ее по макушке. В нескольких шагах, другая корова мычит, вытягивая шею в сторону своей сестрицы. Из камышей выходят два бычка, с пучками сухой травы во рту, останавливаются на полпути, долго смотрят на мош Михая, затем поворачиваются к нему спиной.
Старик укутан в две рубашки, несколько свитеров и широкую куртку с тех времен, «когда весил под сто кэгэ». Прижимая древко вил сзади к пояснице согнутыми в локтях руками, идет вдоль железнодорожной насыпи и очень похож на сердитого индюка, распустившего крылья. «Если остановишься, быстро в яму сойдешь», – сам себя подбадривает старый пастух.
Его бормотание тонет в приступе сильного кашля, рвущегося «из самого нутра». Под каким-то кустом дед находит трехлитровый бутыль, наполовину наполненный водой со льдом. Делает несколько глотков и возвращает емкость на место. Привык устраивать передышки где попало. У него везде спрятаны заначки.
Останавливается возле участка, огражденного колючей проволокой, закамуфлированной в кустах. Опираясь на древко вил, смотрит на заброшенный виноградник. «Все засыхает, если не обрабатывается», говорит дед, имея ввиду виноградник, который еще год назад давал по 80 литров вина в год. Достаточно до следующего урожая.
Помимо коров, мош Михай держит много уток и куриц, закрытых в птичнике рядом в хлевом. Картину дополняет свинья с собственной металлической кормушкой, которую периодически опрокидывает ради собственного удовольствия. На бельевой веревке перед домом рядом с сохнущими носками, болтается надутый шарик. «Свиной пузырь», поясняет дед происхождение баллона со следами засохшей крови на нем. Ищет ключи по карманам. Подбегает лающая псина. «Чепрага, отставить!» – успокаивает ее хозяин.
Прежде чем попасть в дом, старик проходит через анфиладу коридоров и прихожих, в которых хранятся различные предметы – пластмассовые бочки, в которых старик держит корм для живности, всякая ношеная одежда на вешалках, доски, банки. Старик – натура запасливая и ему нравится собирать всякую ненужную на первый взгляд всячину. Он сам объясняет это тем, что родился он в голодный год. Чтобы войти в последний коридор, старик отворяет здоровущий замок.
«У меня полный бардак. Болел я», поясняет мош Михай. Теплый и сухой воздух пахнет старыми вещами. Старик натужно кашляет. Садится на лежанку, устроенную из досок, накрытых старыми одеялами, на стене у ложа прибиты настенные коврики. Рядом с ними висит настенный календарь с изображениями различных яств. Свет в комнату пробивается через два запотевших окна. Термометр у подоконника показывает 20 градусов. В печке догорает «королевская акация».
На столе выставлен полный набор: банки с повидлом и солениями, кастрюля, засохшая булка хлеба «орэшеняскэ», единственный источник света – лампада – грязная банка, полный масла, из крышки которой торчит тонкий фитиль. Под рукой всегда кастрюля с чаем, из которой старик с удовольствием отхлебывает. Затем прямиком идет к реке Бык.В том числе за водой, которую пьет, после кипячения.
***
Mai întoarce doamne roata / Să-mi mai văd o dată soarta…, грустная песенка несется из транзисторного приемника. На музыку из приемника изредка реагируют немые утки из-за печки. Они нашли себе вполне сносное место под столом, среди тыквы для плацынд. Птицы угощаются из металлических мисок и гадят прямо тут же, на земляной пол. Места в доме они были удостоены после визита красного лиса «с длинным и пушистым хвостом» лишившего птицу спокойствия в их убежище на свежем воздухе. В доме, за печкой оказалось не в пример безопаснее.
Рука мош Михая безошибочно находит на столе аптечку, а коробка с бинтом для удобства находится на столике между кроватью и печкой. Лекарства на учился отличать по цвету упаковки. «Латыни я не обучен, а вот различать по цвету – другое дело». Покупает таблетки по рецепту врача, но принимает по-своему: «Я сон видел, там мне сказали: неправильно таблетки пьешь!» Начал принимать так, как во сне привиделось. Через три месяца приема, так, как во сне, говорит, что чувствует себя лучше.
Хвастается, что квартира у него, в котором проживает супруга, и два дома на земле, в центре столице, которые он подарил детям. Из них, двое живут в столице, а троих раскидало по белу свету – кто-то в Англии, , кто-то – в Италии. От них, у него 11 внуков. Дети еще изредка к нему заглядывают, но чаще всех – Кристинка, младшенькая. Приносит по пакету мороженого мяса или берет брынзу и яйца. С остальными общается по «мобиле», особенно с супругой, которую не видел с осени. «А с чего мне скучать? Где это видано, чтобы деду или бабке после 70-ти охота была на танцульки ходить? Мне по дорогам шляться некогда. У меня тут много работы».
Дом мош Михая – последний в ряду халуп на самом краю парка «La Izvor». «Здесь живет Юлия, единственная женщина. Вот там – Володя. Вот это место, возле меня – принадлежит другу, он на базе работает. Я за ним приглядываю» представляет старик своих неофициальных соседей, твердо шагая по дороге, в ямках от коровьих копыт. «Документов на право собственности нет ни у кого», говорит старик.
«Мы в райсобес обращались, выдать нам бумаги на землю. Ведь не моя же это земля. А там нам сказали, что земля принадлежит парку и справить нам документы никак не получится. Прошло несколько лет и начали у «полтавки» (Балканское шоссе) строить дома. Тоже на парковой земле. Тогда я опять обратился, и мне сказали, что уже можно. Надо по кабинетам походить, от одного к другому», делится мош Михай своими планами. На самом деле, он не чувствует потребности легализовать свои «владения» и инвестиции. Нет у него никого, кто стремился бы «унаследовать его хозяйство».
На вопрос о жителях парка власти пожимают плечами. В участке полиции №2, должность ответственного за эту зону полицейского вакантное. «Думаю, что владельцами являются местные граждане», – отвечает полицейский, прежде чем отфутболить нас к претуре. Ответственные лица из претуры рекомендуют обратиться в муниципальное предприятие «Spații Verzi». «Если вы располагаете подобной информацией, скажите нам, а уж дальше мы будем принимать решения», подсказывает Галина Ляху, зам. начальника учреждения.
А старик и не думает возвращаться «на этаж». «Мне туда не надо, мне здесь хорошо. А что мне делать? Весь день у телевизора торчать? Здесь у меня все есть!», поясняет мош Михай. Именно тут желает прожить последние 5 лет отпущенного ему жизненного срока. Знает, сколько ему жить осталось, опять же, из своих вещих снов. «Мне что приснилось, назавтра сбывается! Приходите, сами убедитесь!» приглашает нас старик.
Foto – Ion Gnatiuc