Raisa RăzmerițăВ стране, в которой большинство стариков буквально приговорены к нищете, одиночеству и бессилию, их перспективы на долголетие много ниже среднеевропейского уровня. Лишь одному из 1500 пожилых людей удается перехитрить и смерть, и статистику. У нас их всего 425, перешагнувших столетний рубеж. В нашей стране, они – статистическая аномалия и представители той категории населения, у которой в условиях суровой отечественной реальности может быть только одно желание – поскорее уйти из этой жизни. Нищетой и немощью они сыты по горло и лишь об одном молят молдавские долгожители небеса: ниспослать им избавление…
Сгорбленная старостью бабушка всматривается в окно. По ту сторону стекла её взгляд теряется в заросшем сорняками огороде. «Вот и ласточки улетают. Вишь, одна впереди, дорогу остальным показывает…». Поднимает руку и показывает на некую точку за окном, видимую только ей. Ее хриплый голос наполняет пустоту комнаты с побеленными стенами и холодной печкой, погруженную в полумрак. Маленькое и худенькое тело старушки облачено во что-то желтое, которое в сумерках создает впечатление самостоятельного существования в виде медленно двигающегося по дому желтоватого светового пятна.
Дождевые капли обреченно разбиваются о лобовое стекло микроавтобуса. Нас грозит накрыть летящая встречным курсом огромная воронья стая, которая, однако, неожиданно набирает высоту и летит восвояси в сторону кукурузных полей. Мы в примерно 140 км к северу от Кишинёва. Водитель оставляет нас у полукруглой придорожной стенки, по обе стороны которой легко читается название села. Не видно ни одного жилого строения и все наши надежды связаны с ведущей под гору грунтовкой. Сбывается примета: где дождь идет, там и ветер непременно подует. Аромат сухих ореховых листьев и хризантем сливается с запахами села: пастбищ и навоза. Через пару сотен метров, уже можно различить контуры строений. Слева несколько человек копошатся у какого-то склада. Ниже, двое курят перед магазином «Стелуца».
Дом Антонины, самой возрастной женщины в районе, а также одной из долгожительниц нашей страны, находится на другом конце села. Когда-то, и дом, и ограждающая его сетка были выкрашены серо-голубой краской. Сейчас оконные рамы и двери покрыты чешуйками облупившейся краски. Часть огорода занята неубранной кукурузой, другая – бурьяном, которой поднялся уже после уборки урожая.
Двор окружают несколько навесов и сарай. Множество предметов лежат брошенными. В середине двора высится деревянный столб, к нему подвешен светильник, а также репродуктор, разгоняющий тишину и наполняющей бодростью все сущее в пределах слышимости. Рядом вырыт колодец: послушный кнопке, невидимый насос качает на поверхность воду. В деревянной клети живет семейство кроликов.
В дверном проеме вырастает фигура Антонины. Глядит в сторону веранды, на внука, крутящего ручку мясорубки и, не сказав ни слова, исчезает. Тростью упирается в стену. Одной рукой держится за умывальник, установленный в коридоре, другой открывает кран. Вода течёт медленно, как будто заигрывая с руками, которые месили невзгоды двух войн и вынянчили двух дочек. Плещет воду на лицо, ту, которая не просочилась сквозь пальцы. Едва закрывает кран, на помощь приходит внук Валериу. Ему около 60 и, с некоторых пор, именно на него возложены заботы о « бабушке Антонине».
Пока старушка вытирает лицо полотенцем, Валериу накидывает ей на голову платок некогда зелёного цвета, с цветами по краям.
– Хочу перекреститься, завяжи платок!
– Пожалуйста, но ты и сама можешь это сделать. Я не знаю как.
– Накинь платок на голову!
Валериу бережно набрасывает платок на её поредевшие, короткие, седые и растрёпанные волосы.
Старушка силится завязать платок. Что-то не получается, бубнит и тут замечает, что он наброшен наизнанку. Перекручивает платок, а затем тщательно завязывает узел под подбородком. Силится выпрямиться и поворачивается к иконе в углу комнаты с восточной стороны. Из ее бормотания можно разобрать лишь «Богородица», «Святой Дух» и «Аминь». На этом тётушка Антонина завершает ритуал возвращения в бодрое состояние, завершающий первый сон после пробуждения. Опираясь о круглый стол, за которым проводит большую часть дня, Антонина садится на свой любимый стул. Скупой свет, проникающий в помещение, высвечивает глубокие морщины на ее лице и запавшие в глазницы глаза.
«За сотню перевалило!» – отвечает старушка, когда ее спрашивают о возрасте. Жестом руки показывает безразличие. Сама уже и не пытается считать, тем более дня своего рождения и не помнит вовсе. «106 исполняется 1 декабря», приходит ей на помощь Валериу.
Официально же Антонине исполнится 104 года как раз на День Румынии. Когда ей оформляли удостоверение личности «перепутали дату её рождения с датой рождения младшей сестры», вот и получилось, что старушка оказалась на два года «моложе», поясняет внук.
Ко дню обретения независимости Республикой Молдова, она уже была 81-летней вдовой, дряхлой пенсионеркой. С тех пор, как будто поставила себе за цель переступить столетний рубеж, в государстве в котором ожидаемая продолжительность жизни составляет 71 год.
После столетия жизни, Антонина изо дня в день переживает ту же рутину. «Выхожу немного и опираюсь на дверь, на стены опираться не могу, а на дверь получается. Некоторые спрашивают, как у меня дела. Сижу, говорю с ними. Те, кто говорят, тех узнаю, а которые молчат, то не узнаю…».
Вздыхает, смотрит в окно, которое выходит в сад. «Эх, жизнь моя жестянка…» Наглая муха всё лезет к ней в лицо, от нее бабка отмахивается тыльной стороной ладони.
– Ох уж эти мухи! Ночью натягиваю на себя одеяло, а они – ни в какую. Так и лезут в глаза ещё и жужжат. Валер, дай мне что-нибудь, а то знобит! – кричит она внуку.
Внук приносит кофту и накидывает ей плечи. «Эх, не приходит Маруся забрать меня. А пришла бы, вот было бы хорошо», плачется старушка.
Маруся, мама Антонины, ушла в мир иной уже давно. Однако, старушка до сих пор злится на неё, мол, наплодила «уйму детей». Пятеро, а если точнее – трех девочек и двух мальчиков. А поскольку Антонина была старшей, была обязана заботиться о младших. Получив от смерти отсрочку, она братьев своих схоронила одного за другим. Последней была Ирина, сестра Антонины, которая умерла в 89-летнем возрасте, летом этого года.
Продолжая злится на свою маму, тем не менее, просит её забрать к себе. «Жизнь моя шита белыми нитками, вот если бы мама забрала меня, то было бы очень хорошо…».
Слышно тиканье настенных часов, установленных напротив иконы, от которой их разделяют несколько толстенных томов, покрытых пылью и сложенных на маленькой полке. Единственные работающие часы в этом доме, это именно те, что висят на стене. Это большие, круглые часы с орнаментом сбоку. Посередине выведено мелкими буквами «янтарь». Под названием производителя прочерчен маленький пятиугольник, с изображением человека, у которого вместо головы инициалы СССР. Ниже книжной полки стоит телевизор. Антонина смотрит его, когда он «показывает красиво». Любимая передача это «Гуринел», потому что ей нравится смотреть, как дети поют и танцуют.
Кофта всё спадает с её плеч. Старается натянуть её то на одно плечо, то на другое. Её сильно знобит, поэтому Антонина вновь ложится в кровать.
В течение дня старушка спит по несколько раз, что позволяет Валериу возиться по хозяйству, бегать в магазин. Мужчина «мастер на все руки». Он работал во многих странах, то строителем, то водителем. С тех пор как выбрал «смотреть за бабушкой», больше не позволяет себе куда-либо уезжать. Сезон «закруток» застаёт его на летней кухне, что на веранде. Он заготавливает «аджику» на зиму. Здесь же, среди мух и разбросанной в беспорядке посуды, Валериу пропускает через мясорубку несколько головок чеснока, запах которого заполнил весь дом. Мужчина говорит, что готовить аджику научил его дед. Он также вспоминает свой первый борщ, приготовление которого закончилось пожаром. Тогда он и понял, что «если начинаешь готовить еду, то нельзя отлучаться ни на минуту». Он занял место своей мамы, одной из дочерей Антонины, когда той не стало.
– Повезло мне с этим парнем. Утром встаёт и сразу – поешь, бабушка! Чайку, бабушка! – Антонина показывает взглядом на электрический чайник на столе. Раньше я удивлялась – как это, чтобы вода кипела на столе?! Как чай наливать? Ещё раз смотрит на прибор и дивится чуду техники. «Раньше кипятили большой казан воды и пили из него неделю, а сейчас вот пью свежекипяченый. Когда дольше живёшь, больше видишь и больше знаешь». Показывает язык и изображает улыбку: «Я училась всякому разному. Хоть бы смерть научила меня, как умереть и спасение найти…».
Антонина всматривается в окно. По ту сторону стекла её взгляд застревает в заросшем сорняками огороде. «Вот и ласточки улетают. Вишь, и сейчас вот улетают…» Поднимает руку и показывает на некую точку за окном, видимую только ей: «Одна впереди, дорогу остальным показывает…»
В доме полно мух. Они ползают по обоям, засиживают книги по нетрадиционной медицине, садятся на скатерку, на руки старушки, на ее губы и лезут в глаза. Антонина вступает в изнурительную борьбу с настырными насекомыми, но это лишь слегка их отпугивает. Затем они возвращаются и всё начинается сначала.
«Матушка моя ушла, да и не хочет возвращаться за мной», кручинится бабушка, входя в дом, опираясь на всё, что придется. Вчера вот я опять упала. Но как мне не выходить, если захотела выйти?! Не могу я под себя писать, на кровать, это некрасиво! Пусть на улице воняет, а не в доме. Эх, никому такой жизни не пожелаю…», жалуется старушка, поправляя заношенную юбку.
После выхода на пенсию, работала «в саду». С помощью клюки, еще пару лет назад управлялась по хозяйству. Сейчас уже не может. Ноги её почти не слушаются. Пока встает с кровати, «пропадает любое желание». «Хочешь всего, а не можешь ничего! Хотелось хотя бы вылущить пару початков кукурузы, но уже не под силу мне! Вот, опять знобит!», продолжает Антонина.
– Бабушка, идемте кушать! – зовет её внук.
Старушка берет кусочек мамалыги и аккуратно сминает её пальцами. Она макает комочек в жаркое, жуёт беззубым ртом и с удовольствием глотает, оставляя капельку жира стекать по подбородку.
– Принести тебе половничек молочка? – спрашивает внук, когда старушка доедает жаркое.
Будто только что проснувшись, старушка реагирует:
– Молока? Да!
Валериу ставит перед ней тарелку и рядом ложку. «Это её любимая ложка и не дай Боже её потерять!», объясняет внук. Антонина берёт свою тронутую временем ложку и прихлебывает молоко. «Не сладкое!», выносит вердикт и тянет к себе поближе банку с сахаром. Пока доносит ложку до рта, немного проливает мимо. Не замечая этого, вычерпывает молоко до капельки.
– Всё, поела. Мухам ничего не достанется! – торжественно возвещает Антонина и встаёт из-за стола.
Она поворачивается лицом к иконе и крестится. «Богдапрости, поела. Будь здоров, Валерикэ!» Вознеся благодарность, направляется к кровати. Одной рукой опираясь на трость, а другой держась за стул, затем за печку. Без особого успеха пытается укрыться одеялом, слишком тяжёлым для её сухих ручонок. «Знобит и знобит. Не знаю, сколько мне осталось дрожать. Дал бы мне Бог умереть и обрести спасение», – в том же духе продолжает причитать старушка.
Тянет одеяло на голову, чтобы спрятаться от мух, которые тревожат ее во сне. Оставляет небольшой зазор, чтобы глядеть в окно напротив кровати. Слабый свет заката еле пробивается в комнату, высвечивая пионы, украшающие настенный молдавский ковер.
***
Утреннюю тишину нарушает металлический звон. Крючок на двери, разделяющей прихожую от веранды, соскакивает под напором Антонины. Опираясь на палку, держась за стены, старушка выходит «во двор». Вернувшись, включает электрический чайник. Смотрит задумчиво на закипающую воду. Льет кипяток на пакетик чёрного чая в любимой чашке и тянет к себе банку с сахаром.
– Где моя ложка?!
Video și foto – Ion Gnatiuc