Лилиана БотнарюкВ начале января в деревушке Керсак, что в Теленештском районе, шел по-летнему сильный дождь. И стар, и млад с трудом тащили свои галоши по грязи во дворах, курятниках, огородах или улочками, на которых большие колеса тракторов оставили рытвины.
Грязь царила повсюду и только о ней были все разговоры. После объявления в марте прошлого года чрезвычайного положения тема грязи стала здесь самой обсуждаемой. Грязи удалось повторить то, что сделал и новый вирус: отрезать 12 жителей деревеньки от остального мира.
Грязь ругали двое молодых людей, которые уже два дня не могли попасть в соседнее село Негурень. Они приехали в Керсак охранять дом, который недавно приобрел инвестор. Грязь ругали матом рассерженные пастухи, «Нива» которых застряла на въезде в деревеньку, поэтому они не могли затариться продуктами. Грязь ругали пожилые деревенские жители, которые не смогли увидеться со своими детьми на Рождество.
«Грязь здесь до колен. «Нива» застряла два дня тому назад на въезде в село и соседи не могут вытащить ее из грязи. Разве что на тракторе вам приехать. Но лучше не рисковать… Не знаю, сможете ли доехать», – обеспокоенно заявила нам по телефону Лариса Герасименко своим низким голосом, когда мы впервые попытались попасть в Керсак и выяснить, как выкручиваются жители обезлюдевшего села в период пандемии и в самый разгар зимы.
Тем более что в этом селе официально не зарегистрировано еще ни одного случая заражения COVID-19. Сей факт подтверждает и примар села Негурень Ион Попа. «Быть может, потому что они в полной изоляции – к ним никто не приходит, да и сами они никуда не ходят».
Из-за грязи, отсутствия общественного транспорта и заасфальтированных дорог добраться в маленькое село, раскинувшееся меж двух холмов, мы могли двумя способами: на машине или на телеге, когда земля замерзшая, или на тракторе, если земля подтает под лучами зимнего солнца. Вот почему мы дождались морозной погоды и только затем тронулись в путь. После разговора с Ларисой прошла неделя, а грязь, наконец, подморозило окончательно.
***
Виктор Русу ожидает нас перед примэрией коммуны Негурень, в состав которой входит и село Керсак. Низкий брюнет садится за руль белой машины и за пять минут добирается до национальной магистрали, которая связывает центр страны с муниципием Бельцы. Сворачивает направо, выезжает на проселочную дорогу и едет 7 км по ухабистой дороге, извивающейся между вспаханными и заброшенными холмами. Нигде ни души.
По этой дороге, проложенной среди пустых полей, раз в день или раз в несколько дней проезжают внедорожники с трех овчарен, расположенных близ деревушки, да телега Василе Богдана, который едет с другого конца Керсака.
После примерно 10 минут тряски по ухабам на вершине холма можно заметить одиноко стоящую первую овчарню. «Вот здесь овчарня, расположенная до въезда в село», – поясняет Виктор, выкручивая баранку вправо, чтобы объехать канаву, затем влево, чтобы не попасть колесом в заледеневшую лужу. Вторая овчарня стоит буквально за вторым домом в деревушке (поэтому местные жители жалуются на невыносимый овечий смрад и требуют убрать ее), а третья – на выезде из села недалеко от артезианской скважины, где люди иногда набирают воду.
Проезжаем еще несколько сотен метров и замечаем в низине несколько домов Богом забытого хутора, оказавшегося в плену грязи. Первый дом – бежевое строение, окруженное проволочной изгородью. За зелеными воротами стоит улей, набитый кизяком. Здесь живут два пенсионера – Лариса и Василе Герасименко. Обоим супругам перевалило за 70.
Василе – невысокого роста мужичок. Нахлобучил на голову шапку и закутался в куртку до колен. 11 января для него такой же день, как и все остальные после начала пандемии. Кормит кур кукурузой, хрипло кричит на собаку, спрятавшуюся под прицеп, когда та лает слишком сильно: «Заткнись уже!», заливает кипятком замерзшие металлические запчасти, которые намеревается использовать для полевых работ.
Пока запчасти оттают, заходит в дом. Протирает о напольную плитку резиновые сапоги, верх которых выполнен из ткани цвета хаки. Заходит в тесную каморку, где стоят кровать, накрытая синим цветастым покрывалом, и стол. Там же есть и лежанка. Садится на деревянную скамеечку у еще холодной печи.
Его супруга Лариса, улыбаясь, сидит за столом, и наблюдает за ним. Это дородная женщина с густыми бровями. «Мы дальше находимся, разве что ветер принесет нам вирус», – недвусмысленно замечает она, пробуя вино из кружки. Лариса всю жизнь была фельдшером, а к старости «заработала» диабет и давление, поэтому в течение последних месяцев она почти никуда не выезжала из села – только летом побывала к семейному врачу, а в остальном стала гораздо реже навещать родственников, да соседей.
Если в начале пандемии вирус показался ей больше шуткой, то когда в новостях на телеканале «Moldova 1» (одном из двух телеканалов, которые «ловит» телевизор у соседей) стали все чаще сообщать о скончавшихся людях, она поняла, что дело-то совсем нешуточное. А когда услышала в мае прошлого года по радио, что скончался и хирург-эндоскопист Игорь Дорогой из Бельцкой больницы, испугалась уже не на шутку. «У меня словно холодок пробежал по спине». Этого хирурга она помнит еще пятилетним мальцом, когда тот приезжал на летние каникулы навестить свою тетку, живущую в Керсаке.
Поэтому покупками занимается ее муж Василе, он же обеспечивает и связь с внешним миром. Но и эти вылазки предпринимает редко и осторожно. «В марте лежал в больнице. Мне удалили камни с желчного пузыря. Когда вернулся домой, выезжал, быть может, раз в месяц. И то на тракторе, да в маске».
Раз в месяц Василе покупает хлеб в магазине, расположенном в селе Нукэрень, что за холмом. «Это ближайший магазин и туда проще всего попасть в грязь. Тракторы по холму не ездят и не портят дороги как у нас». Купленный хлеб пенсионеры замораживают – так он не плесневеет и его хватает на целый месяц. «Если кто-то из сельчан отправляется в магазин, то я заказываю ему хлеб», – добавляет мужчина, положив грубые ладони на колени.
Когда хочет получить пенсию на почте, вновь заводит трактор и едет в Скорцень, а за покупками же отправляется на рынок, который работает в селе Негурень.
Несколько десятков лет проработал слесарем-электриком и инженером «в Кишиневе на радиосвязи». После выхода на пенсию купил небольшой синий трактор и вернулся на малую родину, чтобы «чем-нибудь заняться в селе».
Когда запчасти оттаяли, Василе берет пень из загона для кур. Медленно тащит его к припаркованному перед домом трактору. Хмурится, пока поднимает пень, и опирает его о железные шины, над которыми установлен механический топор. Василе цепляет колун к трактору. Заводит двигатель, дровокол «оживает» и раскалывает пень на две части. Такой самодельный дровокол Василе смастерил пару лет тому назад, когда понял, что 72 года дают о себе знать, поэтому у него уже нет той силы как в молодости, когда он за день в одиночку смог наколоть целый прицеп дров.
***
Закончив колоть дрова, Василе хватает старый телефон из кладовки. Соседка, живущая немного выше, которая к тому же приходится ему двоюродной сестрой, попросила «посмотреть, что с ним, «ведь вообще не получается набрать номера». Василе мучился целую неделю, пока понял, в чем дело. Мужчина выходит за ворота и идет к своей двоюродной сестре Ларисе по тропинке, заросшей травой. За пять минут подъема доходит до нее.
– Я принес тебе телефон. Быстрее работать не хочет, зато можешь набирать номера теперь.
– Ааа, могу? Да? Слава богу! А то на «мобильнике» у меня уже нет денег, чтобы звонить. Спасибо! – воодушевленно отвечает ему женщина.
Василе отдает ей телефон, предусмотрительно оставаясь на расстоянии в несколько шагов, и прощается. Затем идет по тропинке обратно вниз. Лариса Смогоржевская – высокая сильная 65-летняя женщина – остается у ворот и провожает его взглядом.
Для Ларисы вот уже год как ничего не меняется. К одиночеству она привыкла и до начала COVID-19. «Как жила, так и живу. Когда заглянет кто-то, надеваем массу и все. Разговариваем на расстоянии. Что может на меня «прыгнуть»? Если он чихнет, то брызги попадут и на меня, а если нет…», – поясняет она, пока проверяет коробку с ореховыми ядрами на предмет сырости или плесени.
Как и все остальные сельчане Лариса тоже следила за развитием ситуации, связанной с вирусом, да только по радио. Уже 8 лет как ее телевизор сломался и «чем заплатить уйму денег за ремонт, лучше уж представлять услышанное».
Она слушала новости о том, что новый вирус появился вначале в Китае, затем перешел границы и «обосновался в Италии», а оттуда «очень много молдаван подалось домой». Опасаясь всего этого, отправилась в поликлинику в Негурень и купила где-то четыре маски, которые к тому времени стоили уже по девять леев за штуку.
25 марта, когда людям старше 63 лет, которых признали самой уязвимой группой в плане заболевания COVID-19, запретили выходить из дому, за исключением случаев, когда надо пойти на работу, к врачу, за продуктами питания или в связи с другими неотложными причинами, Лариса просто диву давалась. «Да ведь мы и так никуда не выходим отсюда», – смеется она.
Вечером ей позвонила 39-летняя дочь из России и спросила: «Как у вас там на самоизоляции?». Лариса ей ответила, смеясь: «Дорогая моя, я с 2003 года на этой самой самоизоляции». Вспоминая тот случай, женщина заливается смехом. Лариса живет одна уже три с лишним года – с тех пор, как умерла ее мать и она окончательно перебралась из Бендер в этот хуторок. У нее 80 соток земли, которые засевает кукурузой и на которых выращивает клубнику и виноград. А еще мать оставила ей в наследство пчелиные ульи. Каждый день дает поесть скотине, после обеда разжигает огонь в печи, готовит, перебирает орехи, а порой позволяет себе полакомиться пирогом. «Работы хватает – скучать не приходится».
Чаще всего видится с двоюродным братом Василе, который и починил ей старый телефон. Могут встречаться раз в неделю. Когда хочет купить молока, идет к Феодоре, которая живет на другом конце села. Долгих бесед не ведут – пообщается пару минут, справится о здоровье и возвращается домой по грязи.
До пандемии она обычно ходила в церковь в селе Флутура. После появления нового вируса побывала в церкви только пару раз. Молится дома и верит, что «мы очень грешны, раз Боженька так наказал нас. А как иначе? Значит, так должно быть».
Последний раз попыталась выбраться из села перед Новым Годом «отправить посылку сестре в Бендеры». Если отправляется пешком в село Негурень в сухую погоду или когда грязь подморозило, то, по ее словам, добирается туда по шоссе примерно за полтора часа. По грязи эти же семь километров может пройти и за три часа.
Через несколько дворов, заросших сорняками, виднеется домик, стены которого окрашены в ярко-синий. Там живет Любовь Рябой. Это низенькая женщина с морщинистым лицом. На голову повязала зеленый платок. Ей 58 лет и она живет одна после смерти родителей, ради ухода за которыми и вернулась сюда из Кишинева. Еще у нее есть сестра, но та живет в российском городе Ростове и они не виделись вот уже много лет.
Из-за больных ног и давления с началом пандемии не покидала село ни разу, рассказывает Любовь, перетаскивая к краешку горячей плиты кастрюлю, в которой готовит картошку «в мундире». Затем приносит из комнаты свежеиспеченный мягкий и румяный хлеб. Бежевая тканевая маска, которую примар вручил ей в первые месяцы пандемии, так и лежит нетронутой в полиэтиленовом файлике в шкафу. «Я же никуда не хожу, вот и лежит чистенькая в кульке», – поясняет она.
Бывали времена, когда у нее не было сил печь хлеб, а картошка заканчивалась. Тогда она обратилась к примару Иону Попа. «Он привез мне картошку и хлеб. Вот жду, чтобы привез и дрова. Иногда из негуренского магазина приезжает машина с продуктами. Конечно, когда нет грязи», – рассказывает Любовь, любуясь хлебом, который держит в руках.
Ее головная боль сейчас не пандемия, ведь она и до этого жила «в изоляции», а воры. Женщина жалуется, что крадут у нее постоянно. «Вот в прошлом месяце украли дрова. Деньги крадут. Все крадут. Я сплю ночью с собакой Бобиком в доме, потому что боюсь. Уже днем вывожу его во двор», – признается Любовь.
До недавних пор Люба навещала свою соседку Таисию. Они спокойно болтали у теплой печки, рассказывали друг другу о том, как прошел день. Порой разговор заходил и о вирусе. «Столько людей унес этот вирус… уже и не знаю…», – беспокойно говорила ей Люба. «Слава богу, до нас не дошел», – успокаивала ее Таисия. Но после мелкой ссоры женщины перестали ходить друг к другу. С тех пор Люба оказалась еще в бóльшем одиночестве. «Я даже со двора не выхожу. Зато, вижу, вирус ко мне не пристает и я не болею», – радуется она.
От Любы до соседнего дома шагов 30. Там в одиночку живет Таисия. Это самая пожилая жительница сей, ей 85 лет. Вышла к деревянным воротам, и, улыбаясь, да опираясь на палку, говорит, что «старуха уже совсем старая стала». Ее низкий густой голос перекрывает лай собаки, привязанной во дворе прямо у ворот.
«Да перестань уже, говорю», – ругает она пса. Тот замолкает на несколько секунд, но как только женщина начинает говорить, опять заливается лаем. «Бимкаааа!», – яростно орет на него Таисия. Собака замолкает. Бимка спокойно принюхивается черным влажным носом к грязи вокруг своей будки и вновь принимается лаять. «Марш обратно!», – кричит на него Таисия, буравя суровым взглядом.
Живущие в Кишиневе сын и два внука заботятся о том, чтобы у старушки было все. «Вот почему я даже со двора ни ногой, не говоря уже о том, чтобы выезжать из села», – говорит женщина, смеясь, а ее смех прерывает упорный лай Бимки. «Даже не знаю, чем бросить в него, чтобы замолчал», – выпаливает она угрожающим тоном. Наклоняется, берет камень, лежащий рядом с деревянным забором, и бросает его поближе к будке. Собака отпрыгивает в сторону на своих длинных и пушистых лапах. Подозрительно смотрит на камень и приближает к нему свой нос.
Чуть ниже и тоже один живет Юрие Сердюк. Он оставил кишиневскую квартиру и перебрался в Керсак. «Слева за мостом живет еще один человек, но его почти никогда не бывает дома. Ниже дом дядюшки Пети, но дети забрали старика на праздники к себе. Вот здесь рядом молодые люди стерегут дом, который купил парень из Негурень. А там на вершине холма уже находится овчарня, там живут чабаны и там же находится артезианская скважина, откуда мы берем питьевую воду», – показывает нам остальную часть села Лариса (двоюродная сестра Василе).
Недалеко от дома Юрие живет Феодора Богдан – молочница. У них с мужем Василе дом и сарай. Воспитали супруги троих трое детей, но никто из них не остался с родителями. Самый младший, который жил с ним, в самый разгар пандемии подался на заработки в Германию.
Вируса женщина не боится. Думает, что ноябре-декабре «переболела COVID-19, хотя тест не делала. Дочь у меня врач. Приезжала домой перед выборами. Привезла рыбу, чтобы приготовить ее с мамалыгой. У нее не было симптомов. Вечером вернулась в Кишинев, а на следующий день затемпературила. Тест подтвердил, что у нее COVID-19». В скором времени проявились симптомы и у Феодоры: головные боли и головокружение. «Я ходила словно после пьянки». Не кашляла, температуры не было, но чувствовала, что в горле у нее вроде срывается что-то. У мужа был только кашель.
Супруги принимали лекарства, рекомендованные дочерью. Побывала у семейного врача в Негурень, «чтобы тот послушал легкие. Сказал, что все чисто». Затем поехала в город Теленешть сделать тест на антитела. «И когда сделала тест на антитела, он показал 800. Это много. Значит, был у меня вирус?», – спрашивает Феодора, достает перестиранные вещи из шумящей во время работы машинки и вывешивает их на веревке, протянутой перед домом.
Во время пандемии дни у Феодоры и Василе проходят так же как и у остальных десяти жителей села Керсак. «Работа, работа и еще раз работа». Время от времени их быт скрашивают кратковременные посещения. «Вот с утра полила цветы и несколько капелек попали на модем. Так мы и остались и без Интернета, и без телевизора». Муж сразу же позвонил Василе из первого дома, тот примчался по затвердевшей грязи со всеми инструментами. Посмотрел на кусок пластика, разобрал его, проверил и собрал обратно. Без толку. «Все равно не работает». Дал понять, что надо купить другой, «ведь этот уже не починить».
Полив цветы, а заодно и модем, Феодора наполнила водой старую, заржавевшую машинку и затеяла стирку. Чтобы передохнуть, садится на кровать перед домом, опускает руки в карманы и рассматривает деревеньку. Когда-то здесь было 50 домов, магазин, детский сад, начальная школа и дом культуры. «Теперь не осталось уже ничего».
***
Уже перевалило за 18.00. Вокруг полная темень. В сопровождении примара Виктор Русу возвращается за нами. Припарковал белую машину перед воротами Василе и Теодоры. Когда мы расселись, заводит двигатель. Не успевает проехать и двух метров как раздается хлопок. Задние колеса застряли в еле подмерзшей грязи. Давит на педаль акселератора. Из выхлопной трубы идет черный дым. Машина не двигается. «Твою ж мать!», – процедил он сквозь зубы и вновь надавил на педаль акселератора.
Хозяин дома выбегает и смотрит на задние колеса, пытаясь выяснить причину. «Спереди надо, дя’ Вась!», – кричит ему водитель, высунув голову в окно и продолжая давить на педаль. «Назад не едет». Потом выскакивает из машины, ставит грубые руки на капот и толкает ее.
Издалека слышен шум едущего трактора. Виктор таращит глаза. Вновь нажимает на педаль акселератора. Ничего не помогает. Задняя часть машины так и не сдвинулась с места. Трактор все ближе. Двое мужчин, к которым тем временем присоединилась и жена Василе, пытаются вытащить автомобиль из грязи, но их усилия тщетные. Трактор останавливается.
Супруги воодушевлено толкают машину, а Виктор сидит за рулем, высунув голову в окно, чтобы было видно, двигается ли машина. «Дя’ Вась, принеси-ка два куска доски!», – удрученно просит он керсакчанина.
Спустя десять минут, когда Виктор привлек и водителя трактора к спецоперации по вытаскиванию белого автомобиля, застрявшего в грязи, раздается песня: «Мой хороший старый «мерсик». Именно так счастливый водитель нежно обращается к своей машине и трогается с места. В знак прощания дважды сигналит.
Феодора и Василе освещают дорогу фонариком, следя за отъезжающей машиной. Трактор продолжает свой путь. «Не остался ли там кусок бампера? И глушитель еще упал…», – смеется Виктор, набирая скорость.
Доезжает до канавы, но не успевает ни свернуть, ни притормозить. Раздается сильный удар со стороны бампера. «Ай-ай-ай», – одновременно произносят водитель и примар, скрипя зубами. «Еще один бампер впереди», – обреченно иронизирует водитель.
Длинная темная дорога остается позади. Как и село Керсак. Белая вся в грязи машина выезжает на шоссе, где на столбах горят фонари. «Ух, вот и приехали!».
Редактор румынской версии – Полина Купча
Снимки – Лилиана Ботнарюк