Полина КупчаЗа всю свою 36-летнюю жизнь, она пользовалась услугами салона красоты два раза. Первый раз, когда была невестой и, другой раз, в связи с чьими-то крестинами. „Мой, как увидел меня, так и сказал: «Ага! Вот и он, мой Львеночек!» Вообще-то, наряжается она сама. В той мере, в какой позволяет ей это синяя униформа и неизменные служебные бижутерии – майорские звездочки на погонах.
Наталия Прутян сильно колотит в замызганную чем-то липким и грязным дверь убогого домишки в селе Булбоака. Никто не отвечает. Лишь приглушенные звуки разговора, пробивающиеся из помещения, свидетельствуют о наличии неких жильцов. Тихо рыча, вокруг полицейской крутятся собаки. Женщина в погонах вновь дергает за дверь. Ничего. Устраивает папку с документами под мышку и берется за щеколду обеими руками.
– Хозяйка! – нервно кричит Наталия, слегка потянув за дверь.
Полицейская замечает толстый металлический крюк, блокирующий доступ в помещение. Улыбается. Неделю назад, в аналогичных обстоятельствах, она столкнулась с той же ситуацией. Просовывает ручку через щель с палец толщиной и подбрасывает крючок. Дверь поддается и Наталия, в сопровождении социального ассистента, переступает порог дома.
Спертый воздух и кислый запах мочи и фекалий бьет в нос. Из-за липкого пледа, закрывающего дверь, появляется хозяйка дома – Елена. Телосложение 30-летней женщины – некрупное, зализанные волосы, закрученные в кокон на голове, драные кроссовки и сальная одежда. Землистое лицо и мутные глаза, которыми она испуганно смотрит на гостей. Наталия оттесняет ее в сторону и проникает в помещение.
Двухнедельный младенец мирно спит на диване. Вокруг него, абсолютно голенькие, прыгают трое костлявых ребенка. Сходство с обезьянками просто разительное. Хаотично жестикулируют и издают пронзительные звуки. Средненький, Мишуликэ, в возрасте 5 лет, самый неугомонный. Беспрестанно прыгает с дивана на пол и обратно, поднимая облака пыли. Даже увещевания матери не помогают.
Прыгает на железную кровать у окна, взбирается на подоконник и скалится. Тянет за коричневую занавеску, которая уступает и вместе с ней падает на кровать. Барахтается под занавеской, имитируя эпилептические конвульсии.
Пораженные увиденным, обе госслужащие теряют дар речи. Наталия быстро приходит в себя – случаи крайней нищеты встречаются исключительно во всех селах Республики Молдова – и осматривает жилище. Возле телевизора в углу видит несколько тарелок с остатками риса и петрушки.
– Когда дети ели?
– В 9.00, отвечает мать малышей, стоя прислонившись к косяку двери в соседнюю комнату.
– Сейчас 11:00. Почему тарелки не вымыты? Ждешь, чтобы я их помыла? Повышает голос Наталия.
Бросает взгляд на плиту. Поднимает крышку черной от копоти кастрюли. Утвердительно кивает головой. Добирается до железной кровати и поднимает половики. Ругает Елену – Хочешь, чтобы я тебе и под кроватью подметала? Почему детей в детсад не отводишь? Почему на моешь детей? Почему в доме раскардак? Тебе не стыдно?
Социальный ассистент еле сдерживает негодование. Вторит полицейской: Доктора вызывала? Маленького проверяла? Принесешь мне все квитанции, на что ты 3.000 леев социальной помощи потратила. Ежемесячно будем составлять такой список. Так большей нельзя!
Женщина беспечно смотрит на обеих. Ее мутные глаза будто чем-то заволокло. Старший мальчик, Сережка, сует ноги в подпечек, хотя в помещении с сальными стенами довольно тепло. Остальные дети окружили его. Все они серые, как будто выкупались в золе.
Наталия спрашивает про отца детей. Елена, какая-то вся пожелтевшая, скрючилась в дверном проеме, отвечает участковой что муж где-то в селе, на поденной работе. Полицейская смотрит на нее в упор несколько секунд.
– Отойди в сторонку!
– Ну нет же его! – – очень убедительно кричит женщина.
Полицейская на эту насадку не клюет и входит в соседнюю комнату. Горы грязной одежды брошены как попало. Двое худых мужчин подпирают сальные стены. Один из них, отец ребенка, человек с костлявым одутловатым лицом и красными мешками под глазами, а другой – его брат, держит в руках портняжные ножницы. Блестит металлическое лезвие, металлический запах распространяют переполненные использованными пакетиками с чаем металлические кружки. Смотрят с отвращением на женщину с погонами. Полицейская распознает приемы запугивания и слегка повышает голос. Утро перестает быть томным, назревает скандал.
– И ты называешь себя отцом? Ума хватило лишь на то, чтобы настругать потомство, а вот позаботиться о нем. Ну-ка, пойдем на ту сторону!
– Я ей просто врежу, и избавлюсь, на. Слов она не понимает уже. Задрала она меня! Ничего делать не хочет – ни приготовить, ни постирать, плаксивым голосом причитает мужчина, следуя за Наталией.
Мишуликэ видит своего отца и начитает колотить его. Мужчина хватает его за руку и бросает на кровать. Ребенок весело смеется, поднимается и, подняв руки вверх, бежит по кругу. Елена, сидя на стульчике у двери, берет на колени Влада, трехлетнего мальчика. Наталия чуть успокаивается. Ставит им ультиматум: „Через три дня я снова буду у вас. Чтобы я такого срача больше не видела: одежда постирана, все чистое. И ты иди работать! Иначе под суд пойдете!”
Женщины выходят из дома сердитые. Это третий случай сегодня. С утра были в семье с четырьмя детьми. Старшенький, 16-летний подросток, бросил школу и надумал жениться. «Пока пишу предупреждение, следующий раз выпишу штраф на 400 леев. Больше говорить не буду!», предупреждает полицейская и выскакивает пулей из этого дома. Последовал визит старушки, ставшей матерью своим внучкам 2 и 3 лет, после того, как невестка их бросила.
Социальный ассистент просит полицейскую пойти еще по одному адресу в другой конец улицы, к старенькой цыганке, попросившей социальной помощи. Эпизод также отнимает какое-то время, так что полдень застает их во дворе по адресу. Наталия намерена добраться до отделения, чтобы допросить ня Толикэ, заполнить журналы и дооформить другие дела, поступившие недавно: кража, случай насилия в семье, драка между братьями и случай потребления наркотиков в школе.
* * *
Вот уже четыре месяца, Наталия Прутян работает участковой полицейской в селе Булбоака района Анений Ной. До этого десять лет отработала с несовершеннолетними и один год отдала профилактике правонарушений. Село довольно большое – 5.000 жителей, так что делит свои обязанности со своим начальником участка, Григорьичем.
В первый день меня работой не загрузили. Чтобы не сидеть без дела, я вытерла кое-где пылищу, покрутилась туда-сюда. На второй день дали заполнить кое-какие бумаги. Третий день смотрю, опять носятся со мной и дальше офиса никуда не отпускают. Ну, я и сказала шефу: Дайте и мне какие-то материалы! На столе у Григорьича их целая кипа и меня аж злость взяла. Они же думали, что я просто не разберусь с ними, – вспоминает Наталия.
Ее послушать, так должность сельской участковой не лишена привлекательных сторон, помимо, конечно, отрицательных. «Было дело, допрашивала я родителей одного малолетнего подучетного. Нашими знакомыми они были. Они на меня вызверились, мол, чего это я их к ответственности привлекаю? А ведь закон для всех один писан», – поясняет женщина.
Саму работу она любит, но делает четкое различие между ней и своим «охо-хооо» каким контингетом. То пьяниц допрашивать приходится, то драчунов, то обезбашенных, то бывших сидельцев. «Нелегкое это дело, ведь нельзя попасть под их влияние, поддаться жалости к ним! Приходится и кулаком по столу, и КПЗ постращать, а то они, если ты дашь слабину, на голову тебе залезут», добавляет полицейская.
Наталия одна из 191 женщины в Республике Молдова, назначенной на должность участковой полицейской. Некоторые скажут: женщина на такой должности – чистейшей воды авантюра. Но с другой стороны, часто слабость становится сильной стороной. Это признает даже начальник участка Виктор Брэилян. „Женщина в команде это очень хорошо. Есть в нашей работе такие аспекты, с которыми как следует только женщина может справиться. Я бы Елене про немытые тарелки ни за что бы не сказал. Что и говорить, профессия наша тяжелая. Что касается меня, то я к обеду уже никакой от усталости, а вот Наталии, когда домой придет, еще и матерью своим детям должна быть и женой мужней», – поясняет Брэилян.
Полицейская высокая и худая. Длинные ноги из под синей куртки кажутся бесконечными. А спросишь о том, как сохраняет фигуру, смеется: «Какая фигура? Я на 5 кг поправилась!» и с ужасом закатывает глаза, в которых плещется смешинка: тело у нее атлетическое, тренированное.
Училась в Кишиневском спортивном лицее-интернате по классу «прыжки в высоту». Получив диплом бакалавра, пришлось выбирать между Государственным университетом физической культуры и спорта и Академией полиции «Штефан чел Маре», которую окончили ее старшие братья, которые для нее – наидостойнейший пример для подражания!
Итак, выбор был сделан в Пользу Академии полиции, по ее словам, потому что уж очень вдохновенно рассказывал ее брат о романтике владения оружием. «Ну, и как против такого устоять? Преподавателей – множество, а женщин – полицейских – единицы. Мне это казалось необычным», рассказывает Наталия.
После четырех лет учебы, в 2005 году, была распределена в Комиссариат полиции Анений Ной. «Нас было 2 женщины в числе 140 сотрудников». Ревности супруга так и не удалось избежать. «Нервничает особенно, когда меня по тревоге поднимают. Если какой-нибудь коллега подвозит на своей машине домой, то я прошу высадить меня подальше от ворот. Иначе вопросы начинаются: а кто, а как, а почему? Но если машина полицейская, то прошу коллег доставить меня прямо к дому. Сергей ничего на это не говорит».
Сам Сергей о своей супруге говорит только в превосходной степени. «Тем не менее, в кругу друзей и знакомых, – делится Сергей, – терпеть не могу обращений типа « госпожа майор», «госпожа Наталия», или в свой адрес «домну Сергей». Приходится так: кулаком по столу и запомните: Она – Наталия, а я – Сережа!»
Любимый мужчина полицейской работает за рубежом. В ближайшее время должен уехать в Германию. Период невзгод сейчас позади. А ведь было время, когда в доме ничего, кроме макарон и крупы не было. Отправиться жить за рубеж не планирует. Хотя… на румынское гражданство все-таки подала.
* * *
Приходя на работу, Наталия заваривает себе чай. Кабинет делит наполовину с начальником своего участка. Коллега из ППС кричит ей, что в магазине кроассанты закончились и не согласится ли она на «Наполеон»? «Ладно!», кричит женщина, перебирая дела на своем столе. Чай и пирожное – вот и весь завтрак полицейской.
Пока не доставлен «Наполеон», вносит дела в Регистр учета. На ее столе – «железный» порядок. Протоколы допросов лежат на столе, сложенные уголок к уголку. Рядом солидно возлежит Кодекс о правонарушениях, с красными пометками в содержании статей 69, 104, 105. С подобными делами сталкивается чаще всего – публичные оскорбления, уничтожение или повреждение чужого имущества, мелкое хищение имущества собственника
– Наташа, дай мне цитрамон, – просит ее коллега, протягивая ей пирожное.
Женщина улыбается и выдает коричневую таблетку.
– Что, бо-бо наша буйна головушка?
Отпивает чая и заполняет рапорт. Она склонилась над бумагой, линованной как школьная тетрадь по письму. Слова выводит косым почерком, дублирует их движением губ. Из коридора звучит народная музыка, но она не заглущает шаркающих шагов. Наталия застывает. «Ня Толикэ!» Ей удается выйти в коридор до того, как дед прикоснулся к ручке двери.
– Если позову его сюда, он за минуту завоняет мне весь кабинет. Сейчас холодно, долго проветривать комнату нельзя, а после ня Толикэ полдня надо форточку открытой держать, поясняет полицейская.
Берет свою папку из черной кожи, наполненную документами и выходит в холл. За столиком прямо на входе в сектор сидит сгорбившись мужчина. Ему еще нет 60-ти, но выглядит он на все 70 с лишним. Кушму носит на макушке, поскольку иначе одеть ее мешают огромные уши на полголовы каждая. Он здорово набрался. Слова членораздельно выговорить не может, хотя очень старается. Наблюдает за тем, как Наталия извлекает несколько бланков актов и лукаво улыбается.
– Бумагу только изводишь, Нэтэшика.
– Так ты ж никак не угомонишься…
– Сука, б…дь конченая, она виновата!
– Не ругайся, некрасиво это. Ты в полицейском участке, как-никак…
Дед сожительствовал пять лет с «чертовой бабой». Сейчас, любовь прошла, но старик ее забыть не может. «Другой такой на это дело заточенной у меня не было», поясняет старик. Часто к ней заходит, но заканчиваются его визиты разбитыми окнами, выбитыми дверьми и членовредительством.
В участок его вызывают четвертый раз за неполный месяц. Наталия целый час слушает и то корит его, как дочь, то отвечает ему с издевкой. Дед жалуется, что отнес сожительнице все заготовленные на зиму дрова и сейчас мерзнет в доме. Полицейская приказывает ему не заходить больше к женщине, иначе применит к нему лишение свободы. Ня Толикэ отвечает сердито: «Прикончу курву и сяду!» Наталия всерьез озабочена. Понимает, что дед не шутит. Он извлекает сигарету без фильтра и сует ее в редкие и черные зубы.
– Опять на перекур? – Кривится женщина.
– Я с пяти лет курю. По стажу, мне уже давно пора на пенсию.
Хрипло смеется и выходит на улицу. Наталия задумалась. Смотрит то на ня Толикэ, который дымит перед участком, то на незаполненную квитанцию. Дед возвращается и с трудом садится на стул.
– Фуууу, какую гадость ты куришь?
– Ляна.
– Распишись там.
– Не вижу.
– Зато стакан хорошо видишь.
Ласковый взгляды полицейской не избавляют от штрафа престарелого безработного, которому еще много осталось до пенсии.
– Ня Толикэ, я тебе самый маленький штраф назначила – 600 леев.
Старик умолкает. Он уже не в том игривом настроении, как десять минут назад. С трудом поднимается. Известие сразило его, что называется, под корень. Останавливается прямо на пороге участка. Покусывает уголки губ, затем хлопает себя кулаком по голове, пресекая любые попытки кушмы сползти с его темечка. Горячечно вещает, так, чтобы слышно было всем.
– Посмещищем меня перед всей магалой выставила, б….на. Так мне и надо, если я дурак и дебил.
Извлекает несколько жареных семечек. Обрабатывает их своим недокомплектом зубов, затем сплевывает кожуру на пол. „Сейчас подметать заставлю!”, кричит на него Наталия. Дед как будто и не слышит ее. Мысль какую-то домысливает. «И где это ты кожуру увидела?», огрызается дед и ногой запихивает кожуру под лавку. Неожиданно, резко поворачивается в сторону полицейской.
– Нэтэшика, влепи мне штраф, но позднее. Сейчас платить неоткуда. Вот, поработаю у одного там, у другого. Сама ж видишь, грязь какая непролазная и на чистку виноградника никак не выйти
– Не могу, ня Толикэ. И у меня есть сроки рассмотрения дел. Ничего, если платить неоткуда, судья вынесет решение об отработке в пользу сообщества. Поработаешь несколько часов в день и будешь подметать у Примэрии…
– Тьфу, у меня дома работа, а не в Примэрии! – с этими словами старик быстро покидает полицейский участок.
Наталия провожает его взглядом. Вздыхает. Возвращается в кабинет, чтобы завершить работу. После работы надо бежать в детсад, за младшеньким. Затем дома надо повторить с ним азбуку, стихотворение на 8 марта, да и по дому управиться. В 21.00 – звонок старшему, который учится в Республиканском лицее-интернате спортивного профиля в Кишинэу. А назавтра надо быть на ногах уже в 6:00.
* * *
Через два дня, Наталия предприняла новый обход по прежним адресам «получателей», предупрежденных и санкционированных. У Елены царила чистота, дети были вымыты и одеты, прогульщик отправился в школу.
– На следующей неделе зайду опять. Больше говорить не буду!
Foto – Polina Cupcea