«Прививка» от ограничения возможностей

Георге работает врачом в кишиневской больнице.

Ангелина учится в гимназии в Фэлештском районе.

Ольга отбывает срок в женской тюрьме в Хынчештском районе.

Всех объединяет одна беда: дискриминация и ненависть, которым они подвергаются из-за своего ограничения возможностей.

*

На дворе стоит теплый осенний день. Чита – черная собачка породы чихуахуа – забралась на руки Ангелине и дрожит от волнения, следя за тем, как девочка общается с подругой по «Скайпу». 

Ангелина учится в IX классе гимназии села Обрежа Веке Фэлештского района. В тот день она не пошла в школу. Раньше, а именно в День учителя, девочка была среди учеников, которые временно выполняли роль педагога. «Заболела. Оделась недостаточно хорошо. Что ж, хотела быть учительницей», – улыбаясь, говорит ее мать Людмила.

За ее широкой непринужденной улыбкой однако прячутся годы слез, ярости, бессилия и борьбы с собой, а также с сообществом. 

Когда Ангелине был год, ей поставили диагноз «детский церебральный паралич» (ДЦП). В то время Людмиле был 21 год и у нее уже росла совершенно здоровая трехлетняя девочка.

«У Ангелины поражена опорно-двигательная часть. Частично атрофирован глазной нерв. И она не в состоянии фокусировать взгляд, то есть не в состоянии следить за своими действиями. Из-за этого ей очень сложно читать и писать. Но интеллект не затронут. Она накапливает информацию на слух. Все ее знания сводятся к дискуссиям в классе или к тому, что она слышит на компьютере».

Впервые они серьезно столкнулись с дискриминацией в самый первый день, когда Ангелина пошла в детский сад. «Для нее это было нечто особенное. Раньше девочка была лишена общения и плакала, потому что не хотела домой, тогда как остальные дети плакали из-за того, что хотели домой».

Но вот только заведующая сказала ей больше не приводить девочку в дошкольное учреждение, ведь у них нет условий для таких детей. «Остальные были самостоятельными, они не нуждались в посторонней помощи, тогда как с Ангелиной кто-то должен был находиться рядом, чтобы помогать».

Людмила проплакала всю дорогу домой. Плакала она и весь вечер. Ангелина не понимала, что происходит, и только спрашивала маму, пойдет ли она и завтра в детский сад. Поэтому на следующее утро директор застала их у дверей дошкольного учреждения. «Мне повезло, что сестра мужа работала там нянечкой. Она взяла на себя заботу о девочке».

Немало горя и страданий принесли Людмиле и утренники, на которых она неизменно обливалась горькими слезами. Ангелина сидела на последнем стуле с края, «чтобы иметь возможность сходить в туалет, отлучиться попить воды», а предпоследний стул всегда оставался незанятым. «Дети туда не садились. Не хотели сидеть рядом с Ангелиной. Они боялись ее», – утверждает Людмила.

«Воспитательница не способствовала общению Ангелины с остальными детьми. Мне это причиняло огромную боль. Думаю, все это обусловлено домашним воспитанием. Дети детсадовского возраста не дискриминируют. Этому их учат родители. С тем не играй. С тем не общайся. Мы живем в Молдове и об этом отлично известно».

До того, как пошла в школу, Ангелина перенесла два хирургических вмешательства. В результате стала ходить лучше. «Хотя она ходит, раскачиваясь, может проходить и несколько сотен метров».

В 2019 году в Республике Молдова проживали примерно 177 тыс. людей с различными видами ограничения возможностей, в том числе 10.700 детей, что составляло 7% населения страны, показывают данные Национального бюро статистики.

То, что последовало в школьные годы, сейчас Людмиле кажется чем-то банальным, но ради этого она вела настоящую борьбу. Женщина боролась за каждую «мелочь», только чтобы к Ангелине относились так же как к ее сверстникам и у нее был доступ к образованию. «Каждый раз, когда мы пытались отстоять свои права, нас воспринимали как «других», каждый раз нам приходилось дорого платить за это», – волнуясь, рассказывает Людмила.

В самом начале учебы дороги в селе не были заасфальтированы и они везли Ангелину в школу на повозке. «Если начинались дожди, дороги размывало и тогда Ангелина не ходила в школу».

У входа в гимназию не было пандуса и девочке приходилось карабкаться по ступенькам на четвереньках. В учебном заведении не было подходящего ее потребностям санузла. Людмила притащила передвижной туалет и для него нашли помещение на первом этаже среди старых умывальников. Она же каждый день после обеда приходила в гимназию и чистила его.

А тем временем сама Людмила стала посещать различные тренинги, посвященные людям с ограниченными возможностями. На одном из них она отметила, что в ее селе в гимназии нет вспомогательного педагогического работника.

На следующий день ее вызвали в школу. «Что, была в Фэлешть и пожаловалась? Неужели ты не знала, что на самом деле у нас есть вспомогательный педагогический работник? Она же тебе знакома». Я им ответила, что никогда не видела ее на уроках Ангелины. Тогда я почувствовала, что им все это не понравилось, и что они решили «приземлить» меня. Между нами вспыхнул огонь».

С переходом Ангелины в гимназические классы, инциденты стали множиться. Поэтому Людмила каждый раз отправлялась в школу и отстаивала права своего ребенка. «Не для того, чтобы получить клеймо скандальной женщины», – поясняет она, как будто бы оправдываясь. 

Пошла она в школу и когда классная руководительница сказала детям перед зимними каникулами не кататься на санках, чтобы не оказаться «в положении Ангелины»; 

И когда дети начали подтрунивать над девочкой и говорить ей, что она ходит как лошадь; 

И когда на уроке географии ей не выдали контурную карту, хотя она заплатила за нее; 

И когда получила «пятерку» по румынскому языку за то, что не написала каллиграфическим почерком страницу во время диктанта, хотя и объяснила преподавателям, что она не в состоянии писать каллиграфическим почерком и хорошо читать; 

И когда просидела весь урок английского за последней партой после того, как преподавательница не спустилась в их класс, а у девочки ушла вся перемена на то, чтобы забраться на второй этаж, но она все равно опоздала, а когда все же пришла, оказалось, что все места за передними партами в классе уже были заняты. «Преподавательница должна была учесть все эти обстоятельства», – возмущается Людмила.

А когда директор школы потребовала принести освежитель воздуха под предлогом того, что из помещения со старыми умывальниками доносился сильный запах, Людмила не выдержала. Изложила всю накопившуюся боль на нескольких страницах и нажала на кнопку «Отправить». 

Жалоба поступила в Районное управление образование и в Совет по равенству. «Я вполне осознавала, что за этим последует, а в школе этого не понимали».

Она отправила и более короткое обращение в адрес администрации гимназии. Потребовала оборудовать пандус для ее дочери. В официальном порядке. Затем забрала домой передвижной туалет. Но до этого задала директору риторический вопрос: «Кто из родителей еще приносит освежитель воздуха в школу?».

В результате ее пригласили на собрание со всеми учителями. Вышла оттуда «с ощущением, что я сама виновата в том, что у меня такой ребенок, а Ангелина виновата в том, что страдает таким ограничением возможностей».

Однако после решения Совета, который установил, что «необеспечение доступности учебного заведения и отказ применять надлежащие меры разумного приспособления представляют собой дискриминацию по критерию ограниченния возможности в осуществлении права на образование», все изменилось. Причем полностью.

Оборудовали не один пандус, а целых два. Один ведет прямо на второй этаж, где находится класс Ангелины. Внутри школы даже оборудовали санузел. Изменилось и отношение учителей, которые учитывают потребности и возможности Ангелины.

«Я поняла, что люди в любом случае относятся к тебе как к серому волку, когда ты отстаиваешь эти права», – подытожила Людмила. Она однако по-прежнему верит, что «вполне естественно бороться за эти права. Вероятно, будь кто-то на моем месте хотя бы 100 лет тому назад, сегодня люди были более терпимыми, а Ангелине было бы гораздо легче. Я очень часто говорю ей: «Никто не получает прививку от ограничения возможностей. У тебя нет никакой гарантии, что завтра у кого-то в твоей семье или даже у тебя лично не появится какая-то ограниченность возможностей. Жизнь очень непредсказуемая штука».

Людмила отлично понимает, что борьба для нее не закончилась. После девятого класса Ангелине хочется продолжить образование, а Республика Молдова не доступна для людей с ограничением функции опорно-двигательного аппарата. 

Ангелина уже знает, в какой сфере ей хочется усовершенствоваться. «Мне нравится информатика. Преподаватель информатики меня очень уважает и очень тепло ко мне относится. Ему нравится, когда я справляюсь сама и ни от кого не завишу. Мне хочется встретить парня, который полюбит меня такой. Знаешь, очень больно, когда тебя очень сильно унижают из-за того, что ты другая, что ты не такая как они. Но так не должно быть. Мы все должны ладить друг с другом», – говорит Ангелина улыбаясь. 

Сидящая у нее на коленях собачка Чита соглашается с ней, виляя хвостиком

Как показало исследование, проведенное Центром социологических и маркетинговых исследований CBS AXA, люди с ограниченными возможностями – одна из наиболее сильно дискриминируемых групп в Республике Молдова. В этом смысле, если судить по случаям, о которых сообщили в Совет по равенству в течение последних пяти лет, то ограничение возможностей входит в тройку критериев, чаще всего упоминаемых в жалобах. 
«Чаще всего дискриминация в отношении людей с ограниченными возможностями проявляется в том, что им не обеспечен доступ к товарам и услугам, доступным при этом широкой общественности, им не обеспечен доступ на рынок труда, будь то речь о доступе в учреждения или доступе к образованию. В последнее время они начали сталкиваться с дискриминирующими обстоятельствами, обусловленными нынешней пандемией. В этом смысле имеется в виду доступ к информации, к услугам социальной защиты», – отмечает Совет в официальном ответе. 
Таким образом, проведенное в 2018 году исследование показывает, что люди часто избегают этой категории людей, так как считают их агрессивными и не знают, как вести себя с ними. Исследование также выявило и высокую степень сдержанного отношения (74%) населения к инклюзии таких людей в общество.
«К человеку с ограниченными возможностями относятся с медицинской точки зрения, то есть воспринимают его как больного человека, как человека, нуждающегося в лечении. Но это предрассудок. Де факто же им следует оказывать необходимую поддержку, чтобы их воспринимали как равных членов общества, то есть обеспечивать им определенные условия для самореализации», – объясняет исполнительный директор Центра по правам людей с ограниченными возможностями (ЦПЛОВ) Виталие Мештер.

*

– Ты, действительно, хочешь, чтобы я рассказал тебе, как мой начальник разговаривал со мной? – удивленно спрашивает Георге*. Это высокий, костлявый мужчина в очках. – Чтобы ты понимала, это был мат-перемат. Как в том анекдоте, когда Вовочка поднимает руку и просит у учительницы разрешения тоже рассказать анекдот. Учительница разрешает, но при условии, чтобы он вместо нецензурных слов говорил бла-бла-бла. Так вот, весь анекдот Вовочки состоял из одних бла-бла-бла. Примерно такие разговоры вели и мы с ним. 

Георге – врач, работает в одном из столичных медучреждений. Несколько лет назад между ним и его начальником департамента вспыхнул конфликт. Георге не промолчал и пожаловался директору больницы. «Ты немного подзабыл свое место. Это так не останется», – предупредил его начальник.

«И, действительно, не осталось», – продолжает врач свой рассказ. Его стали запугивать, оскорблять нецензурными словами и угрожать, в том числе увольнением, почти каждый день. «Вся больница знала о нашем конфликте».

Из-за оказываемого давления Георге несколько раз уходил в медицинский отпуск: «Каким бы сильным ты ни был, все равно это сказывалось на тебе. Шеф просто сходил с ума. Придирался ко мне по каждой мелочи и еще оборачивал все так, как ему было выгодно. Чтобы ты понимала, он придирался даже к тому, что я отлучался в туалет. Типа, я покидал рабочее место».

Затем начальник стал урезать ему дежурства и давать всего пару рабочих часов в день, что обернулось и значительным уменьшением зарплаты. «Мне до пенсии остался год. Почему бы не получать зарплату повыше. Зачем отдавать дежурства собственной родне? Всем известно, что работа в ночное время оплачивается лучше».

В свою защиту начальник ссылался на то, что у Георге степень ограничения возможностей и он не в состоянии справляться со своими обязанностями, поэтому рекомендовал «найти работу в другом отделении, где четко установлено время обеда и время отдыха, где предусмотрены только дневные дежурства и где не работают круглосуточно».

Однако должность Георге не предполагает взаимодействия с пациентами, а степень его ограничения возможностей совсем не мешает ему работать по специальности, уверяет он. «Я онкобольной. Сейчас у меня все хорошо. Удерживаю болезнь под контролем. Я в состоянии работать, в том числе могу дежурить».

«Я не боялся, что он меня уволит. Я так и сказал ему: «Да ты только попробуй!». Когда понял, что начальник не собирается успокаиваться, Георге нанял адвоката. «А что я буду с ним столько церемониться?! Я записал, как он кроет меня матом и как орет как резаный!».

Таким образом, однажды начальник его департамента получил вызов в Совет по равенству в связи с жалобой на дискриминацию и притеснение по критерию ограничения возможностей. А Совет потребовал от него извиниться «за запугивающее поведение, прекратить унижающее и враждебное отношение к автору жалобы и не допускать виктимизирующих действий по отношению к автору жалобы».

Совет также потребовал от администрации медицинского учреждения рассмотреть возможность начала дисциплинарной процедуры в отношении начальника департамента и – во избежание подобных ситуаций в будущем – «в срочном порядке разработать внутренний регламент о предупреждении случаев дискриминации и механизмы преодоления подобных фактов, в том числе процедуры защиты от репрессивных действий». 

«И он попросил извинения», – вспоминает Георге. «У нас в декабре прошлого года был праздник и он купил коробку шоколадных конфет. Подошел ко мне и сказал: «Давай успокоимся и будем работать дальше». «Давай», – ответил я. «Разве мне этого не хочется?».

Но не все сейчас у них в розовом цвете. Недавно Георге опят лишили нескольких дежурств. В гневе он пошел к начальнику департамента. «Что с этой херомантией? Если еще что-то скажешь, пойду туда, где следует», – заявил я ему и он быстро вернул мне дежурства. Ночью не так много вызовов. График не такой плотный и работать легко».

Геоорге не уверен в том, что для отстаивания прав необходимо мужество, хотя согласен с тем, что «и оно тоже необходимо». Но ясно, что «если будешь молчать, то ничего не изменится. Молчанием ничего не решить».

К главнейшим причинам недостаточно широкого участия людей с ограниченными возможностями в гражданской, политической и культурной жизни относится недоступность публичных учреждений, общественного транспорта, а также информации, другая причина – ограниченный доступ к технологиям содействия, показал Совместный страновой анализ, подготовленный ООН.
«Все это оборачивается ограниченными возможностями в плане получения образования, трудоустройства и ограниченным доступом к общим услугам и услугам поддержки», – отмечают авторы анализа.
Более того, как показало проведенное в 2017 году исследование, люди с ограниченными возможностями относятся к числу наиболее бедных, ведь их основной источник дохода – системы социальной защиты, а не участие на рынке труда или независимая деятельность.
Среди людей с ограниченными возможностями показатели занятости в два раза ниже, чем среди общего населения, указывается отчете о мониторинге Национальной стратегии занятости населения на 2017-2021 годы.
Как отметил Виталие Мештер, эту группу людей могут трудоустроить, но они не привлекательны для работодателей, хотя государство и предоставляет работодателям льготы и субсидии за прием на работу людей с ограниченными возможностями. «Молдавское законодательство насчет людей с ограниченными возможностями слишком покровительственное и заботливое, оно не обеспечивает утверждающие меры, подталкивающие эту группу к трудоустройству. Работодатель обязан по закону сократить рабочее время, но сохранить при этом полную зарплату. Разница однако оплачивается не за счет государства, а за счет самого работодателя», – поясняет Виталие Мештер.

*

Ольга* – высокая крепкая женщина в черном пальто из болоньи – изо всех сил трясет прогулочные опоры. Это ходунок для взрослых, помогающий ей передвигаться. Устройство уперлось о порог зала для бесед и отказывается подчиняться хозяйке. Женщина все пытается приподнять его и перенести через дверную раму шириной больше пяди, но, увы, безуспешно. Вся в волнении и напуганная она смотрит тот в зал, то на застрявший ходунок.

Подошедшая сзади сухощавая женщина хватает ее ходунок обеими руками и, охнув, перекидывает через порог. Затем поддерживает Ольгу под руку и помогает тоже преодолеть порог. «Она согласилась помочь мне в качестве волонтера», – объяснила нам Ольга позже, показывая на сухощавую женщину, закутанную в толстый свитер и жилетку.

Оказавшись, наконец, по ту сторону злополучного порога, Ольга силой упирается на рукоятки ходунка и толкает его до столов и стульев в конце помещения. Ходит она плохо, правая нога как будто уходит то вперед, то в сторону.

Валится на стул. Тяжело дышит, а капельки пота, словно небольшие бусинки росы, собираются над верхней губой. Пальцы руки расходятся как веер, потом немеют на несколько секунд и сгибаются у суставов, превращаясь в подобие паучьих лап.

Мышцы правой щеки начинают дрожать, прежде чем она открывает рот. 

– Добрый день! Меня зовут Ольга!

Прошло уже полтора года с тех пор, как она отбывает наказание в  женском пенитенциарном учреждении села Руска Хынчештского района. Свою вину не признает. Продолжает настаивать, что окончательный приговор насчет 10 лет тюремного заключения за незаконный оборот этноботанических средств с целью отчуждения, проявленное в их хранении и транспортировке, совершенные двумя или несколькими лицами, в особо крупных размерах» является результатом инсценировки. 

Из-за случившегося состояние ее здоровья значительно ухудшилось, утверждает женщина. «Я никогда не болела, разве что так, как все люди: простуда или что-то такое. Но когда меня задержали в 2019 году, то избили, и это сказалось на моей периферической нервной системе. Скорее всего, от стресса у меня атрофировался и глазной нерв».

Именно так она объясняет возникшие проблемы с ногами и сложность самостоятельного передвижения. Это весьма щекотливый аспект, тем более в условиях пенитенциарных учреждений. 

Недавно Европейский суд по правам человека вновь довел до сведения кишиневских властей иск, в котором лицо с ограниченными возможностями опорно-двигательного аппарата пожаловалось, в том числе, на «содержание в пенитенциарном учреждении, неприспособленном для лиц с ограниченными возможностями (неспособность принять душ или посещать туалет без посторонней помощи, неприспособленная кровать, а также невозможность попасть на территорию, отведенную для ежедневных прогулок, или в комнату, оборудованную для встреч с адвокатом, и отсутствие сопровождающего лица). 
«Раз люди с ограничением возможностей попадают в места лишения свободы, правительство обязано обеспечивать им самые высокие стандарты медицинского обслуживания, заключения и в разумной степени приспосабливать места заключения», – считает адвокат Ассоциации Promo-LEX Вадим Виеру. По данным Ассоциации Promo-Lex, в настоящее время в системе пенитенциарных учреждений содержатся 142 человека с тяжелыми ограниченными возможностями.

Весной 2020 года Ольгу перевели в пенитенциарное учреждение в селе Руска. Это единственное в Республике Молдова пенитенциарное учреждение для женщин. Здесь ей предстояло отбывать оставшиеся 8 лет тюремного заключения. Здесь она столкнулась практически с теми же сложностями как и в кишиневском пенитенциарном учреждении № 13: отсутствие пандусов, неприспособленный санузел, невозможность попасть в медицинский кабинет, располагающийся на втором этаже. 

«В целом пенитенциарное учреждение не было разумно приспособлено под потребности людей с ограничением функции опорно-двигательного аппарата, так как его построили в 20-е годы прошлого века», – подтверждает юрист пенитенциарного учреждения села Руска Алена Бэтрынча. 

Таким образом, чтобы найти компромиссный вариант, тем более что Ольга потребовала и обеспечения личной безопасности, администрация пенитенциарного учреждения выделила ей камеру в дисциплинарном изоляторе, то есть в карцере. 

Корпус изолятора одноэтажный, ступенек там нет. Но для Ольги и низкие пороги – настоящее препятствие. «Мы накладываем деревянные пандусы на них», – уверяет нас один из служащих пенитенциарного учреждения. В день нашего посещения мы их не заметили.

Камера Ольги последняя по коридору изолятора. Все ее имущество – койка, стол под зарешеченным окном, ржавая раковина и туалет, отделенный половиной стены, на котором на полках стоят книги и гантели. Свободное пространство в середине камеры, а это примерно половина квадратного метра, занято ходунком.

Доступа в концертный зал у нее нет. Чтобы попасть туда, ей надо преодолеть примерно 30 ступенек, но этой Ольге не под силу, даже если женщине и будут помогать. Книги и еду ей доставляют в камеру. Врач приходит по требованию.

Таким образом, заключенной приходится довольствоваться лишь несколькими часами ежедневных прогулок в строго отведенном месте на территории пенитенциара. Все остальное время она проводит в камере, где читает книги, пишет петиции и делает спортивные упражнения.

Когда она спокойна, говорит четко и ясно, но когда волнуется, то выговаривает слова резко, иногда заикается. 

«Я не могу подниматься по ступенькам, не могу переступать пороги. Мне трудно. Понимаете? Телевизора у меня нет, радиоприемника у меня нет. Меня никуда не выводят. Я могу попасть только на судебные заседания, которые проводятся в режиме онлайн, позвонить по телефону или позвонить адвокату по «Скайпу». И все. Ни тебе концертов, ни собраний верующих, ничего», – жалуется заключенная.

При содействии своей адвокатессы подала в  Совет по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства жалобу по факту дискриминации из-за ограничения возможностей.

Совет постановил, что Ольга права, и рекомендовал администрации пенитенциара «предпринять надлежащие меры по разумному приспособлению и инклюзии автора петиции», разместив ее в приспособленную камеру в жилом корпусе. А также обеспечить услуги поддержки, что поставит ее в равные условия с остальными заключенными. «Неустранение препятствий схоже по своей тяжести с бесчеловечным отношением», – предупреждают члены Совета. 

В свою защиту администрация пенитенциара сослалась на то, что Ольге не присвоена степень ограничения возможностей, следовательно, она не относится к лицам с ограниченными возможностями. 

Вместе с тем, если человеку официально не присвоена степень ограничения возможностей, это отнюдь не означает, что у него нет такого статуса, поясняет исполнительный директор Центра по правам людей с ограниченными возможностями Виталие Мештер. 

«Конвенция ООН о правах инвалидов не говорит о том, относится ли лицо к определенной степени инвалидности, а говорит о них как о людях с ограниченными возможностями», – уточняет наш собеседник. 

Совет информирует, что определение помощника из числа заключенных не соответствует стандартам в области прав человека, ведь это решение «опирается на добрую волю заключенного лица, а не на обязательства властей».

В свою очередь администрация пенитенциарного учреждения утверждает, что в данном случае у них нет иного выхода, так как «подобного работника нет», а чтобы принять такого человека на работу, необходимо ходатайство со стороны правительства, которое должен будет утвердить парламент. Такое объяснение дает начальник Юридической службы пенитенциарного учреждения Алена Бэтрынча. «В настоящее время так уж обстоят дела в пенитенциарных учреждениях», – подытожила она.

Положение становится еще более неопределенным из-за того, что решения Совета по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства носят лишь рекомендательный характер и не предполагают возможные санкции. Таким образом, учитывать эти решения или нет, остается на усмотрение соответствующих лиц или учреждений.

«В этом смысле остро необходимо изменить нормативные рамки, регулирующие деятельность Совета, и подтвердить обязательность исполнения рекомендаций, сформулированных Советом», – резюмируют представители учреждения в официальном ответе.

А до тех пор Виталие Мештер настаивает на том, что публичные учреждения уже по своему определению должны быть доступными. В том числе пенитенциары.

«Если говорим о недоступном учреждении (они же были созданы много лет тому назад), то оно обязано обеспечивать условия, приспособленные к потребностям того или иного человека. Речь идет о той же камере, санузле, возможностях выйти на прогулку. Мы не говорим обо всем учреждении или же о том, что они должны построить отдельной заключенной целый лифт. Необходимо элементарно создать ей те разумно приспособленные условия, чтобы она могла отбывать наказание наряду с остальными заключенными, не подвергаясь дискриминации по критерию ограничения возможностей либо состояния здоровья».

Люди с ограниченными возможностями относятся к числу групп, в наибольшей степени затрагиваемых риторикой ненависти, дискурсом, который подстрекает к дискриминации, другими формами проявления нетерпимости, указывается в отчете, разработанном Ассоциацией Promo-LEX.
«Связанные с ограничением возможностей предрассудки чаще всего используют для отрицательного сравнения, очернения оппонентов, ассоциаций с болезнями, недееспособностью и умственным здоровьем. Часто прибегают к уничижительным выражениям и дискриминирующей терминологии, как то: инвалид, увечный, дебил, умалишенный, психбольной», – отмечается в другом отчете Ассоциации Promo-LEX.
«Политики вообще используют в своих дискурсах много стереотипов и предрассудков, причем не только по отношению к людям с ограниченными возможностями. Если, к примеру, политик заявляет с парламентской трибуны, что его соперник «дебил, поэтому не слушайте его, ведь он не знает, что говорит», то люди автоматически начнут воспринимать того человека как никчемного», – поясняет эксперт Ассоциации Promo-LEX Ирина Коробченко. 
Вместе с тем, к риторике ненависти прибегают не только политики. Проведенное Офисом народного адвоката исследование выявило и факты, когда преподаватели дискриминируют детей по религиозному признаку либо из-за ограничения возможностей, продвигают определенные посылы, которые подстрекают к ненависти, причем «даже во время занятий».
Такое явление обусловлено и тем, что в Республике Молдова не существует действенного способа для противодействия риторике ненависти, ведь национальные правовые рамки неполные, утверждает Ирина Коробченко. 
Помочь в этом отношении способен проект закона, предусматривающий как наказание за правонарушение, так и уголовное наказание для тех, кто прибегает к риторике ненависти либо совершает преступления на почве предрассудков. Вместе с тем, проект уже пят лет пылиться в столах депутатов, ожидая, когда за него проголосуют в окончательном чтении

* Имена изменены, чтобы защитить личность героев. 


Любое лицо, ставшее жертвой дискриминации, может подать жалобу в Совет по предупреждению и ликвидации дискриминации и обеспечению равенства лично в офисе учреждения либо через платформу DEPUNE O PLÂNGERE (ПОДАЙ ЖАЛОБУ) на сайте https://egalitate.md/depuneoplingere/.


Фото – Полина Купча

Редактор румынской версии – Николае Кушкевич